«Пежо» помчался по улицам. Возле Центрального театра кукол Полина попросила притормозить, поблагодарила и вошла в подъезд большого серого дома. Я отъехала, завернула в переулок и стала ждать. Минут через пять женщина вышла, перешла на другую сторону Садового кольца и направилась к остановке троллейбуса. Я знала, куда она поедет, поэтому быстренько развернула «Пежо» и огородами добралась до Большого Козловского намного раньше ее. Спрятала машину во дворе дома номер девять, поднялась на второй этаж и через лестничное окно стала наблюдать за зданием напротив. Спустя какое-то время появилась Полина. Она зашла в магазин, потом с полными пакетами исчезла в подъезде, и через несколько минут в уже знакомой квартире на втором этаже открылась форточка. Так, интересно. Подожду, пока она куда-нибудь уйдет, и узнаю, кто проживает на этой площади.
Я закурила и приготовилась к длительному сидению на лестнице. Но тут вдруг подъехал жутко грязный «Мерседес» персикового цвета. Водитель побибикал. Из подъезда выскочила Полина, на ходу застегивая шубу, и нырнула в салон. Затемненные стекла прочно скрывали владельца авто. Бросив недокуренную сигарету, я пошла в седьмой дом и обнаружила на площадке второго этажа всего одну дверь: квартиру 2. Кто же тут живет? Выяснить это не составит труда.
В домоуправлении мирно решала кроссворд женщина лет шестидесяти пяти. Судя по вытравленным безжалостной химией кудрявым волосам, дама еще пыталась сопротивляться своему возрасту. Некоторые женщины в своем стремлении стать привлекательными ухитряются достичь противоположного результата. Ей бы аккуратно постричься, перестать краситься в блондинку и сменить оранжевый тон помады на нейтрально-коричневый. Точно лет на десять помолодеет. Но глаза у хранительницы домовой книги были добрыми, и я попыталась ее разжалобить.
– Уже договорилась в риэлторской конторе о покупке квартиры. Меня уверяли, что площадь свободна, никто не прописан, но ключ не давали. Сегодня приехала посмотреть, а на окнах занавески висят, и слышно, как за закрытой дверью радио играет. Не хочется зря волновать жильцов. Посмотрите, пожалуйста, не прописан ли кто во второй квартире?
И я подкрепила слезную просьбу приятной бумажкой. Паспортистка порылась в документах и спокойно сообщила:
– Сейчас столько жульничества с жильем. Очень правильно делаете, что проверяете. А то отдадите денежки, а на жилплощади другие живут, доказывай потом в суде правду. Во второй квартире Марина Игоревна Коваленко прописана. Она здесь давным-давно обитает, родители умерли. Очень приятные люди, а вот сама Марина…
И женщина поджала губы.
– Ну, – поторопила я рассказчицу.
– Мошенница, – авторитетно заявила паспортистка.
– Почему вы так решили?
– Да ее судили по 147-й статье, пять лет дали. Знаете, чем занималась? Втиралась в доверие к пожилым мужчинам, она медсестрой работала, охмуряла несчастных, женила на себе, а через два-три месяца исчезала, прихватив деньги. У нее не то восемь, не то десять паспортов было, все на разные фамилии. Правда, жила тогда она не здесь, но родители, когда узнали, просто ума лишились. Отец инфаркт заработал, мать по двору как тень шмыгала. Дом у нас ведомственный, все друг друга знали, это сейчас попродавали квартиры. Уж они от соседей скрывали, скрывали. Да толку! Жила в другом месте, а прописана тут, в Козловском. Сюда и запрос из милиции пришел. Мать, бедняга, так и умерла, не дождавшись дочку. А отец проскрипел до ее возвращения и назад прописал.
Потом началась перестройка. Марина стала ходить с гордо поднятой головой, всем рассказывала, что коммунисты ее преследовали. Сидела, мол, за убеждения, в общем, диссидентка. Со временем соседи забыли, что Марину судили за обычное мошенничество. К тому же в наше время иметь пару лет отсидки за плечами – хорошая стартовая площадка для карьеры. Коваленко вела себя тихо, выучилась новому ремеслу – стригла собак чуть ли не всех пород. Обзавелась клиентурой, стала хорошо зарабатывать. В прежние года ее частенько навещал старик-участковый, приглядывавший, не стала ли бывшая уголовница вновь на кривую дорожку. Но потом он вышел на пенсию, а новому поколению стражей порядка стало не до того, чтобы шляться по квартирам, проверяя благонадежность бывших сидельцев. Старые жильцы поумирали, их дети разъехались кто куда. А новые наперебой приглашали Марину стричь собак.
– Такая расфуфыренная стала, – сплетничала паспортистка. – Я вот всю жизнь честно проработала, и что? Нищая. А у этой шуба не шуба, машина не машина. Небось не все конфисковали. Не хочу зря наговаривать, живет сейчас тихо, но не советую покупать у нее квартиру. Лучше поискать другой вариант. Обманет как пить дать.
Поблагодарив словоохотливую паспортистку и пообещав не связываться с Коваленко, я поехала домой.
На столе лежала записка: «Звонил Женя».
Эксперт, услышав мой голос, тут же начал ругаться:
– Во что ты меня втравить собираешься? Откуда взяла карточки, отвечай немедленно!
– Не психуй. Это снимки одной моей знакомой.