Они направились быстрыми шагами к фабрике. Дорогой он рассказывал Маргарите, что дружен с университетских времен с молодым князем фон X., который всегда любил его и доверял ему. Полгода тому назад младший брат князя, увидев красавицу Элоизу фон Таубенек при дворе ее дяди, воспылал к ней глубокой страстью. Она отвечала взаимностью, дядя ее, герцог, благосклонно отнесся к этой любви, но князь – брат влюбленного юноши – решительно противился их браку, потому что молодая девушка была незаконнорожденной. Герцог посвятил Герберта в эту тайну и поручил ему посредничество, а что ему удалось привести дело к желанному концу – доказывает сегодняшнее празднество в Принценгофе.
– Слышала ли ты чудную игру на рояле? – спросил он в заключение.
Она утвердительно кивнула.
– Это жених выражал свое счастье и свой восторг. – Завтра мирный город будет поражен и взволнован этим происшествием. При обоих дворах соблюдалось строжайшее молчание, понятно, что и я тоже строго хранил эту тайну. Знает о ней только мой отец, я не мог допустить, чтобы его смутила везде распространявшаяся нелепая басня о моем сватовстве к фрейлейн Таубенек. Но с тобой мне надо было свести счеты! Ты называла меня отъявленным злодеем, говорила оскорбительные колкости насчет моего искательства герцогской милости, я был в твоих глазах одним из тех бессовестных карьеристов, которые стремятся к высокому положению за счет других, не спрашивая себя, способны ли они занимать высокий, ответственный пост. Да и мало ли еще что ты говорила в таком роде! Что ты мне на это скажешь?
– Очень много! – ответила она, и если бы было не так темно, он мог бы видеть заигравшую на ее губах милую лукавую улыбку, которая удивила и восхитила его при первом свидании со «своенравной Гретой» после долгой разлуки.
– Кто заставил меня поверить, что ландрат Маршаль ищет руки племянницы герцога? Не ты ли сам?
Кто зажег в бедном сердце девушки пагубный огонь ревности и намеренно раздувал его до яркого пламени? Ты, один ты! И если я могла сначала поверить, что ты любишь настоящей, глубокой любовью красивую, но страшно равнодушную Элоизу, то только благодаря моему уважению к твоему нравственному превосходству, а потом решила вместе со злым светом, что белая рука герцогской племянницы нужна тебе, чтобы с ее помощью подняться на ту высоту, куда ты стремился, и занять министерский пост. Только просить прощения я у тебя не буду – мы квиты! Ты сам блистательно отомстил за себя, принудив бедную девушку ночью в тумане совершить «паломничество в Каноссу».
Он тихонько засмеялся.
– От этого я не мог тебя избавить, хотя и страдал вместе с тобой. Но признаюсь, мне доставляло необычайное наслаждение наблюдать, как шаг за шагом ты приближалась ко мне! Однако довольно борьбы, отныне между нами будет мир, блаженный мир!
Он обнял ее, и они помчались вперед.
Наутро следующего дня мирный городок Б. всполошился, как от внезапного барабанного боя: из уст в уста передавался слух о помолвке в Принценгофе. Обыватели просто из себя выходили из-за того, что никто не имел об этом ни малейшего представления, даже дамский кружок, монополию которого составляло бесспорное чутье и соображение в подобных делах, на этот раз был непростительно слеп.
Горничная советницы поспешила донести эту только что услышанную тревожную новость старой даме при ее пробуждении.
– Вздор! – воскликнула та презрительно, однако сейчас же вскочила и уже через несколько минут в капоте и ночном чепце стояла перед сыном. – Что это за глупые басни разносят из дома в дом булочники и торговки про Элоизу и принца X.? – спрашивала она, держась за ручку двери.
Он вскочил из-за письменного стола и подал матери руку, чтобы ввести ее в комнату, но она его оттолкнула.
– Оставь, – сказала она резко, – я вовсе не намерена здесь оставаться, а желаю только знать, как мог возникнуть такой нелепый слух?
Он не сразу ответил. Хотя она и была кругом виновата, но ему было жаль ее – теперь ей приходилось выпить горькую чашу до дна.
– Милая мама, люди говорят правду: вчера действительно состоялась помолвка фрейлейн фон Таубенек с принцем X.
Дверная ручка выскользнула из ее руки, и она едва устояла на ногах.
– Так это правда? – проговорила она, задыхаясь и проводя рукой по лбу, будто чувствуя, что мысли ее мешаются. – Правда? – повторила она и, бросив молниеносный взгляд на сына, всплеснула руками, разразившись истерическим смехом. – Ловко же тебя провели!
Он сохранял полное спокойствие.
– Меня не провели, я сам устроил эту свадьбу, – возразил он без малейшего раздражения и в кратких словах изложил ей суть дела.
По мере того как он говорил, она все больше от него отворачивалась, злобно кусая губы.
– И все это я узнаю только теперь? – спросила она через плечо дрожащим голосом, когда он кончил.