Дама с собачкой и тремя детьми (СИ)

Алёша вёл сестру из клиники; она же, не видя дороги, всё время утирала катившиеся по лицу слёзы.

- Алёша, ты меня не жалей, - попросила она. - У меня на сердце сейчас тепло, тепло...

Дома её ждали две телеграммы от мужа. Одна: "Надеюсь встретить 27-ого. Очень соскучился." Другая: "Выезжай немедленно. Ждём, целуем." Наутро пришла третья: "Телеграфируй выезде. Жду". Похоже, сестре мужа показались подозрительными её отлучки, и она отправила донос.

Предупредив родных, что идёт в редакцию "Русской мысли", Лидия Алексеевна отправилась за корректурой Чехова. Узнав, что она побывала в клинике, все сотрудники стали расспрашивать её о состоянии больного.

- Я слышал, что он очень опасен... - сказал один.

- Плохо, что весна, - добавил другой. - Вчера река прошла. Это самое опасное время для чахоточных.

Чахоточный... Она вышла из редакции расстроенной. Вчера Антон Павлович не произвёл на неё впечатления умирающего, а тут уверенно говорили о его близком конце. Что, если он и в самом деле умрёт? Не хотелось думать...

Идти в клинику было рано. Подойдя к перилам на Замоскворецком мосту, она принялась смотреть на ледоход. "Чахоточный... - стучало в голове. - Весна - самое опасное время..." Нет, он не умрёт! Допустить такое предположение, - всё равно, что броситься в реку с моста. От страха она чуть не выронила папку с рукописями. Прижав её, она поспешила в клинику.

- Нет, Антону Павловичу не лучше, - ответила на её вопрос медсестра. - Ночью он почт и не спал. Кровохарканье, пожалуй, даже усилилось.

- Так меня не пустят к нему?

- Доктор велел пустить, - неодобрительно поморщилась медсестра.

Лидия Алексеевна сорвала бумагу с купленных по дороге цветов: это были розы и ландыши.

- Но ведь этого нельзя! -возмутилась медсестра. - Неужели вы не понимаете, что душистые цветы в палате лёгочного больного недопустимы?

- Если нельзя, - испугалась посетительница, - так оставьте их... оставьте себе.

- Раз принесли, покажите ему, - смягчилась та.

В палате её встретили те же ласковые, зовущие глаза. Взяв букет, он спрятал в нём лицо и прошептал:

- Все мои любимые.

- Но этого, Антон Павлович, никак нельзя, - вмешалась медсестра. - Доктор не позволит.

- Можно, - сказал он. - Я сам доктор . Поставьте, пожалуйста, их в воду.

С упрёком взглянув на посетительницу, медсестра вышла за водой. Между прочим, Чехов не терпел срезанные цветы, и когда ему дарили букеты, всякий раз выносил их в другую комнату.

Лидия Алексеевна села возле постели больного.

- Вы опоздали, - упрекнул он, слабо сжав её руку.

- Нисколько. Раньше двух мне не приказано. Сейчас ровно два.

- Сейчас семь минут третьего, матушка. Я ждал, ждал...

Пока он разбирал принесённую ею увесистую папку, она рассказывала о своём посещении редакции.

- Неизданные статьи Толстого? Последние? Прочту с удовольствием. Я не разделяю. ..

- Нельзя вам говорить!

- Когда вы едете? - тихо спросил он. - Сегодня. -Нет! Останьтесь ещё на день. Придите ко мне завтра, прошу вас. Я очень прошу.

Она достала три телеграммы мужа и протянула ему. Он долго их читал.

- По -моему, задержаться на один день можно. Останьтесь. Для меня.

- Антон Павлович, не могу, - тихо покачала она головой. Сообщи она мужу, что задерживается, он сегодня же выедет в Москву. А если не выедет, какой приём ожидает её дома? Узнав же, что она виделась с Чеховым, он никогда этого не простит. От семейного мира не останется следа. Их жизнь превратится в ад. Дети пострадают первыми. А ради чего? Ради лишнего визита в клинику длиной в три минуты...

- Значит, нельзя, - вздохнул Чехов. - Не владею я собой, прошу невозможного... Слаб я... Простите.

Вошёл врач.

- Мне это не вредно, - указав на цветы, твёрдо сказал больной.

Она встала, собираясь уйти; плохо соображая из-за волнения, что делает, стала собирать в папку принесённые ею бумаги и книги. Чехов шутливо заслонил обеими руками цветы. Опомнившись, она смущённо положила рукописи назад. Взяв больного за руку, лежавшую поверх одеяла, шепнула на прощание:

- Выздоравливайте, - и быстро пошла к выходу.

- Лидия Алексеевна! - окликнул её Чехов. - В конце апреля я приеду в Петербург. Самое позднее, в начале мая.

- Ну, конечно, - иронически заметил врач.

- А до тех пор будем писать друг другу, - пообещала она и бросилась вон. "Только один день!..." И она отказала. Даже такого пустяка, как остаться на один день, она не смогла сделать для него!

Приятель Чехова, заглянувший к нему на следующий день, вспоминал: "... в помещении, где находился Чехов, было ещё двое больных, и это стесняло свободу беседы." Лидия Алексеевна о посторонних не упоминает.

"Помещение светлое, высокое, просторное. Чехов лежал на койке в больничном халате, заложив руки за голову, и о чём-то думал. Сбоку, вровень с кроватью помещалась предательская жестяная посудина, прикрытая чистым полотенцем, куда он изредка откашливался. С другой стороны столик, и на нём пачка писем, чья-то толстая рукопись и вазочка с букетом живых цветов. Увидев меня, он поднялся с кровати, протянул исхудалую руку и улыбнулся своей милой, доброй чеховской улыбкой. Я сел рядом на стул.