Дама со злой собачкой

– Вот именно! Но после выхода из колонии Марк не появился у нас ни через год, ни через два. Я пыталась навести о нем справки. Но его комната, которая была выделена ему после выхода из детского дома и в которой он жил до того, как угодил в тюрьму, оказалась переданной другому человеку. Вы, наверное, не помните, молодые еще, а в те годы всех угодивших за решетку граждан автоматом выписывали с занимаемой ими жилплощади. Это в последние годы государство смекнуло, что таким образом только плодит преступность и бомжей. Ведь многим людям просто некуда было вернуться после тюрьмы. Без прописки их не брали на работу, и они, даже если у них и было намерение отныне жить честно, невольно возвращались к прежним занятиям. Но я не о том. Марка нам со Светой, как вы знаете, все же удалось найти. Однако он вовсе не был этому рад. И я никак не могу взять в толк, что же случилось. Я перед ним ни в чем не виновата. Дочка не даст соврать, у меня не было другого мужчины, кроме Марка. Да, пытались познакомиться многие. Но я не оставляла надежды, что Марк в конце концов одумается и вернется ко мне.

Мариша с Инной молча переглянулись. Похоже, Анна Сергеевна была еще наивней, чем казалась на первый взгляд. Надо же, надеяться, что к ней в старости вернется мужик, который ею и молодой пренебрег.

– Так что вы от нас-то хотите? – спросила Мариша, задумчиво вертя в руках письмо от Марка.

– Я хочу, чтобы вы с ним поговорили! – страстно произнесла Анна Сергеевна. – Христа ради, пусть объяснит, чем мы со Светой перед ним провинились. Ведь сколько лет прошло! Если я в чем и виновата, то за давностью лет можно было и простить. Только не виновата я ни в чем! Так ему и скажите, что Аня перед смертью просит сказать ей, в чем она так провинилась!

– Мама! – кинулась к ней Света. – Зачем ты так говоришь! Не рви мне душу. Ты еще сто лет проживешь назло этому мерзавцу!

– Не говори так об отце! – сразу ослабев от своего неожиданного и, видимо, нехарактерного для нее всплеска гнева, произнесла Анна Сергеевна.

И устремив глаза на подруг, она твердо произнесла:

– Вы можете мне пообещать, что поговорите о нас с Марком?

– Мы выясним, в чем причина его неприязни к вам, – ответила Мариша.

Инна изумленно посмотрела на подругу. Но та не ответила на ее взгляд. Анна Сергеевна тем временем откинулась на подушки и прикрыла глаза. А Света потихоньку потянула подруг к выходу из комнаты.

– Маме действительно очень плохо! – прошептала она. – Ночью мы «неотложку» вызывали. У нее давление подскочило. Двести двадцать на сто двадцать. И если бы врачи вовремя не приехали, еще бы поднялось.

– Это она так разнервничалась из-за того, как с тобой обошелся Марк Семенович? – спросила у девушки Инна.

– Ну да, я пришла, глаза красные. Мама сразу поняла: кто-то меня обидел. Слово за слово вытянула из меня подробности свидания с отцом. Ну, сама в слезы. А ночью давление поднялось.

И Света снова расплакалась.

– Девочки, меня отец видеть не хочет, на вас одна надежда! – произнесла она. – Объясните ему, что мама совсем плоха. Пусть он извинится. В конце концов, что ему стоит?

– Мы все сделаем, – сказала Мариша. – Но скорый результат не обещаем. С нами Марк Семенович тоже вряд ли согласится говорить о своем прошлом. Если у него и есть какая-то обида на Анну Сергеевну, то нам он не скажет. Мы попытаемся выведать через его близких. Кто у него есть?

– Понятия не имею, – пожала плечами Света. – Может быть, женщина, которая у него убирает? Он мне говорил, что она очень ему преданна. Или бывшая жена? Но у меня нету ее координат.

– Не беспокойся. И маме передай, что мы все выясним, – сказала Мариша. – Пусть поправляется. Кстати, можно мы оставим себе на время это письмо?

И она протянула руку, в которой все еще держала письмо к Анне Сергеевна от Марка из колонии.

– Оставьте, если нужно, – недоуменно кивнула Света. – Только не потеряйте. Мама над ним трясется, как над святыней. Хотя, честное слово, для нас всех было бы лучше, если бы она его выбросила.

Глава тринадцатая

Когда подруги вышли на улицу, Инна встала и потребовала от Мариши объяснений.

– Какого черта ты решила вмешаться в это дело? – спросила она. – Что тебе чужие семейные разборки? Ты же знаешь, что в них даже менты и бандиты избегают вмешиваться. Родственники между собой в конце концов помирятся, а ты крайней останешься.

– Не в том дело, – отмахнулась Мариша. – Тебе разве не показалось странным, что в письме молодого Марка Семеновича к своей любовнице и дочери у него совсем другой почерк, чем в той расписке, которую он выдал нам взамен полученного от нас кольца? Вот посмотри!

– Другой почерк? – переспросила Инна. – Я и не помню. А где его расписка?

Мариша вытащила из сумки расписку, и, сверив обе бумаги, подруги убедились, что почерк молодого Марка Семеновича действительно отличается от почерка его теперешнего.

– Возможно, почерк у него изменился из-за травмы, – произнесла Инна. – После перелома руки почерк у человека меняется, и иногда до неузнаваемости.