Открыть клетку не составляет никакого труда.
— Что ты задумал? — волнуется Берю.
— Появились некоторые мысли! Подержи песика, пока я пошарю по углам его конуры.
— Смеешься, парень! А если этот Медор цапнет меня за зад?
— Побываешь у доктора, только и всего!
Боксер, кажется даже рад нам. И я без всяких проблем передаю пса в надежные руки Берю, который тут же начинает ублажать его нежной белебердой:
— Иди ко мне, мой ласковый малыш, мой нежный песик, такой добрый, такой... Иди, иди ко мне, малыш, иди к дедушке!
Боксер проникается доверием и начинает облизывать лицо Толстяка, млеющего от удовольствия, зажмурив глаза.
А в это время я почти на четвереньках исследую клетку, но все тщетно.
— Ничего? — спрашивает Пино.
— Ничего!
Я уже собираюсь поместить боксера на свое место, как Берю начинает истошно орать:
— Что это за безобразие! Я уколол себе руку об этот дурацкий ошейник! Кто придумал нацепить орудие пытки на такого ласкового и мирного пса!
Охваченный новой идеей, совершенно спонтанно посетившей меня, я снимаю ошейник с собаки.
Безмятежная улыбка освещает мое лицо. Ошейник неестественно раздутый... Что-то похрустывает внутри, а любопытный шов почти по всей длине ошейника делает мою улыбку еще безмятежней.
— Толстяк, нож!
Аккуратный надрез...
И в моих руках появляется рулон из тончайшей бумаги с кабалистическими знаками: чертежи!
— Смотрите, дети мои!
— Документы? — открывает рот Берю.
— И не только они! А еще и свидетельство моей гениальности!
— Так значит, триумф по всем направлениям! — восклицает Пино.
— Во всяком случае, на французском, это уж точно! — заявляю я с умным видом.