Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле

— Так вот, мягкий мозг внутри твердого черепа подчиняется законам физики…

— А я думал, он подчиняется Уголовному кодексу! — снова вставил реплику Иван Семенович.

Эксперт взглянул на него удивленно и снова заговорил:

— Если по черепу ударить сзади, мозг под действием этого удара двинется вперед и наткнется на переднюю стенку черепа. Как пассажиры в автобусе. И в месте соударения появится гематома, которая как раз и называется отраженной…

— Ничего не понял! — протянул Семен Иванович. — Это, выходит, ударишь сзади, а гематома появится спереди, и наоборот?

— Совершенно верно, — радостно подтвердил эксперт. — И вот как раз у жертвы того ДТП, у мотоциклиста, как раз такая отраженная гематома на лобной доле мозга, и эта самая гематома послужила одной из основных причин его смерти. А поскольку удар о встречную машину был лобовой и после этого пострадавший ударился о дорожное покрытие тоже передней стороной головы, то я считаю, что смертельный удар по затылку был нанесен кем-то еще, каким-то неизвестным лицом или, возможно, несколькими лицами…

— Считает он! — недовольно проворчал майор. — Ты вон лучше посмотри, что сделал с отчетом!

Эксперт уставился на безнадежно испорченный документ, ахнул и уронил-таки очки.

— Как мы его в таком виде начальству сдадим? — процедил майор, на глазах багровея.

— Вы не переживайте! — опомнился эксперт, подобрав очки и пристроив обратно на нос. — Я это пятно отчищу… сниму с вашего отчета, никаких следов не останется…

— Вместе с самим отчетом, — мрачно добавил майор. — От отчета тоже следов не останется, а мы его, между прочим, два дня готовили! Сверхурочно работали, чтобы вовремя подготовить!

— Нет, зачем же! У меня есть специальный состав, который снимет пятно, не повредив текст…

— А у вас нет такого состава, чтобы еще заодно и мои руки отчистить? — вмешалась в разговор Надежда Николаевна, с отвращением разглядывая свои пальцы. — А то я теперь на всех окружающих предметах буду оставлять свои… папиллярные узоры.

— Конечно, есть. — Эксперт взглянул на нее с уважением. — Я смотрю, вы хорошо подкованы по части дактилоскопии.

— Это меня ваши коллеги просветили, пока я вас дожидалась, — честно призналась Надежда.

Эксперт прихватил со стола испорченный отчет и вышел в коридор. Надежда Николаевна последовала за ним. С обитателями кабинета она не попрощалась, но они приняли это как должное.

Вскоре они оказались возле двери, на которой висела напечатанная на принтере табличка: «Судебно-медицинский эксперт П. И. Дроздовский».

«Наверное, Петр Иванович, — подумала Надежда, входя вслед за хозяином в его кабинет. — Или, может быть, Павел Ильич. Хотя, возможно, и Прохор Иннокентьевич».

Кабинет эксперта слегка напоминал лабораторию средневекового алхимика. В ней царила такая же загадочная полутьма, поскольку окна были задернуты плотными пыльными шторами. На столе стояли колбы и реторты с разноцветными жидкостями, коробки и склянки с подозрительными порошками и составами, на почетном месте красовался старинный медный микроскоп.

— Простите, я не расслышал вашего имени-отчества! — проговорил эксперт, вежливо придвигая Надежде Николаевне стул с порванной обивкой.

Возможно, этот стул помнил еще суровые годы войны и столь же трудные послевоенные годы.

— Надежда Николаевна! — представилась та, опасливо садясь на этот сомнительный памятник отечественной мебельной промышленности.

Стул ревматически заскрипел, зашатался, но устоял, как многие его ровесники, которые постоянно скрипят и жалуются на здоровье, но тянут лямку лучше молодых.

— А я — Пифагор Ипполитович, — ответил ей Дроздовский.

— Как? — не сдержала удивления Надежда.

— Пифагор Ипполитович, — печально повторил эксперт. — Понимаете, мой покойный папа был школьным учителем математики…

— Бывает, — вздохнула Надежда. — Ну что же, по крайней мере красивое имя… и не слишком распространенное. Бывает и хуже. Отец одной моей бывшей сослуживицы работал в системе здравоохранения и назвал свою дочь Гигиеной. А невнимательная сотрудница ЗАГСа пропустила две буквы и записала девочку Гиеной. Представляете — Гиена Львовна Собакина… как только она дожила до совершеннолетия, разумеется, поменяла имя и стала Евгенией Львовной… Так вы мне обещали какой-то состав, который снимет эту дрянь с моих рук…

— Да, конечно! — Пифагор Ипполитович достал из ящика стола небольшой флакон с прозрачной жидкостью, капнул немножко на ватный тампон и подал Надежде.

Запахло резко и неприятно, но черная краска мгновенно отошла от пальцев.

Сам эксперт тем временем налил немного той же жидкости на лист промокательной бумаги, приложил его к испорченному отчету и прокатал по нему пресс-папье.

— Вообще-то я хотел вас кое о чем попросить, — проговорил он, сняв промокашку и с удовлетворением разглядывая спасенный отчет. — Мне нужно снять отпечатки пальцев у вашей подруги, Галины Ильиничны. Не могли бы вы попросить ее прийти ко мне?

— Совершенно исключено! — выпалила Надежда. — Галина… она никуда не выходит, ни под каким видом!

— Даже в милицию? — недоверчиво переспросил ее Пифагор Ипполитович.