Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле

— Вот что, гражданин полковник, — проговорила Надежда, — я имею право на адвоката. Так что если хотите продолжить этот разговор — я буду говорить только в его присутствии.

— О правах заговорила? — зловеще процедил полковник. — Адвоката тебе? Будет тебе адвокат… предоставим тебе адвоката… есть у нас такой, Семендяев… как раз по уголовным делам большой специалист… а пока подождешь адвоката в камере. Там, может, подумаешь немножко, так сказать, поразмыслишь и придешь наконец к правильной линии поведения!

— Вам бы тоже не мешало, так сказать, поразмыслить! — тихо проговорила Надежда.

— Конвой! — рявкнул полковник. — В камеру ее!

Уже от самых дверей Надежда взглянула на полковника и подумала: «Чтоб тебя расплющило!»

Мрачный Индюков, недовольно сопя, вел Надежду по коридору, потом они спустились по лестнице, но не по той, что шла от входа и где сидела дежурная. Эта лестница была узкой и мрачной, ступеньки грязные и выщербленные.

Спустившись, Надежда оказалась в небольшом помещении без окон. Одна стена была отгорожена решеткой, в другой виднелось небольшое окно, как в советской столовой на раздаче. Окно было закрыто зеленой фанерой.

— Раиса Иванна! — Индюков постучал в окно. — Выйди, я задержанную привел!

— Задержанную… — заворчала Надежда. — По какому праву, интересно, меня задержали? Бумаги никакой не предъявили — ни тебе постановления, ни тебе ордера, ни тебе обвинения. Начальник наорал — и все постановление!

— Это кто тут такой недовольный? — В окошко выглянула широкая, как блин, физиономия с маленькими глазками и ртом, похожим на землечерпалку. — Это мы сейчас быстро успокоим!

— Раиса Иванна, — Индюков неуверенно переступил ногами, — ты это… поаккуратней тут… все же она не местная…

— А мне все едино! — громогласно объявила тетка. — У меня любимчиков нету!

«Оборони Бог у такой в любимчиках ходить…» — подумала Надежда.

— Вы, гражданочка, отдохните пока в камере, — сказал Индюков, — вас не арестовали, не задержали, просто начальнику милиции срочно отъехать требовалось. Так что вы подождите немного, а он потом вас снова на допрос вызовет…

— Сумку сюда! — приказала тетка. — Ценные вещи тоже!

Она перебрала содержимое Надеждиной сумки, выдала ей расческу, носовой платок и пачку влажных салфеток.

— Ценные вещи есть? — спросила она.

Надежда помотала головой, потому что перехватило горло. Она поняла, что сейчас ее запрут в камеру и неизвестно, когда выпустят. И выпустят ли вообще.

— А это что? — вызверилась тетка и ткнула пальцем Надежде в ухо, где была сережка с небольшим бриллиантом. Сережки подарил муж на последнюю годовщину их свадьбы. — У тебя их в камере сопрут, а Сидоренко — отвечай? — орала тетка.

Надежда молча вытащила сережки из ушей и подала тетке в окно.

— Кольцо обручальное!

— Оно не снимается, — твердо сказала Надежда, — если в камере сопрут, то только с пальцем.

— Раиса Иванна, — маялся Индюков, — ты скоро?

— Ладно. — Тетка составила опись, дала Надежде расписаться и вышла из своей фанерной будки. — Проходи!

Она открыла решетчатую дверь, и Надежда шагнула в коридор. Этот был гораздо мрачнее верхнего, стены без окон выкрашены грязно-зеленой краской, которая кое-где облупилась.

В коридор выходило четыре двери — все с одной стороны. Раиса Ивановна отперла вторую и сделала приглашающий жест:

— Заходи, Лебедева!

Надежда втянула голову в плечи и бочком протиснулась в дверь. Она ожидала увидеть темное вонючее помещение, забитое под завязку жуткими уголовницами, но действительность оказалась не так уж страшна. Камера была маленькая, тесная, конечно, и душная, но из людей там была только одна девица, валявшаяся на нарах в трусах и полосатой маечке. При виде вошедших она оживилась.

— Теть Рая, дай закурить!

— Какая я тебе тетя! — заворчала Раиса. — Оборони Бог от такой племянницы! Нету у меня курева!

— Ага, а мою пачку скурила!

— Да у тебя и было-то там всего две штуки! — возмутилась Раиса. — И вообще, молчи, Танька, не выводи меня из терпения!

Дверь захлопнулась. Надежда огляделась по сторонам.

Нары были в два ряда по двум сторонам камеры, как полки в купе. На старых досках валялся тонкий тюфяк, больше ничего не было. Надежда тихонько присела на свободное место и затихла, изредка бросая взгляд на соседку.

Девица оказалась не промах — под глазом лиловел живописный синяк, губа распухла. А так, в общем, ничего себе девица, не первой молодости, но фигуристая.

— Слышь, тетя, — лениво сказала девица после некоторого молчания, — ты там не сиди, там Зинка-бомжиха спала, а у нее насекомые…

Надежду в ту же секунду сдуло с нар.

— Садись! — Девица села по-турецки и хлопнула по свободному месту. — Будь как дома! Покурить есть?

— Нету, — Надежда развела руками, — не курю…

— А пожрать чего?

Надежда молча протянула ей плитку шоколада, которую Раиса Ивановна сунула ей вместе с расческой и носовым платком.

— Меня Таней зовут, — жуя, заговорила девица, — Таня Вареник.

— Это что — кличка такая? — полюбопытствовала Надежда.

— Самая что ни на есть фамилия, — обиделась девица, — и что такого? У людей еще хуже бывает…

— Бывает, — согласилась Надежда, — а ты тут давно сидишь?