Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи [Авторский сборник]

Со своего поста за окном она продолжает наблюдения. В последнее время она узнала о человечестве куда больше, чем за предшествующие пятьдесят два года, заполненные решительными и неуемными великими маневрами. Стоя над схваткой, она наконец-то может разглядеть сражающихся в самом разгаре боя, и, конечно же, ее снова охватывает жалость.

Если Степенный старый господин, живущий через улицу, садится у окна, счастью Соланж просто нет предела. Они вместе, не обмениваясь ни единым словом, смотрят разыгрывающееся внизу представление и, опять-таки без единого слова, между ними неизменно воцаряется согласие. Безмолвие их общего взгляда становится таким же привычным, как те слова, которые Соланж произносит в полном одиночестве, когда чистит зеленую фасоль или гладит блузку…

Случай подстроил так, что однажды в воскресенье, выглянув перед уходом в окно, чтобы проверить, не собирается ли дождь, Соланж увидела, что на тротуаре напротив торчат Жак и Колетт. Причем глаз не сводят с ее дома.

Да, не скоро она забудет, как испуганно затрепыхалось сердце в ее груди. Они ее преследуют! Выслеживают! Вместе! Уже сюда добрались! А она ведь написала им, вернее каждому из них, по письму, где — во имя любви и дружбы соответственно — требовала предоставить ей независимость (правда, не делая при этом никаких уступок ни любви, ни дружбе). И все же Соланж казалось, что она достаточно ясно и убедительно изложила свое единственное требование: тихое отречение, которое «на некоторое время», уточнила она (с тайной надеждой на то, что «некоторое время» будет растягиваться до бесконечности), сделает невозможными прежние отношения.

Так зачем же они тогда стоят у нее под окном, что они задумали? В какой заговор вступили, почему у них лица такие упрямые и встревоженные? «Должно быть, они успели меня заметить, я недостаточно быстро отпрянула назад…», — решила Соланж, потому что, выглянув осторожно из-за кретоновой занавески, убедилась в том, что они так и не сдвинулись с места, застыли, бесстрастные и суровые, словно часовые.

Почему они не попробовали позвонить в дверь? Откуда ей знать… Они вот уже, наверное, полчаса, не меньше, мерзко за ней шпионят. Для Соланж время тянулось бесконечно, она чувствовала себя загнанной в угол и от страха вся взмокла — только что наглаженная для прогулки в сквере блузка превратилась в тряпку.

Она с места не могла сдвинуться, неспособна была пошевелиться, она не в силах была отвести взгляд от этих двух некстати явившихся людей, в которых ей трудно было признать любовника и подругу. Соланж, наверное, не выдержала бы, сдалась, если бы в окне напротив чудесным образом не показался ее безупречный сообщник, Степенный старый господин. Ему хватило нескольких секунд, чтобы разобраться в ситуации. И тогда он сделал одну простую вещь, до того простую, что Соланж, раздумывая об этом позже, увидела здесь печать гениальности. Он с шумом распахнул окно как раз над тем местом, где стояли Колетт и Жак, которые, вздрогнув от неожиданности, вскинули головы, а потом пронзил непрошеных гостей безжалостным взглядом, видящим насквозь все живое и неживое, и сверлил их так глазами до тех пор, пока они, смущенные (и это еще самое меньшее, что можно было о них сказать), не обратились в бегство. Жак, окончательно сломленный, ушел первым.

Только тогда Соланж выбралась из своего кретонового убежища. И ей показалось вполне естественным, самым что ни на есть нормальным то, что Степенный старый господин знаком предложил ей перейти через улицу.

~~~

Если смотреть с другой стороны, улица и сама выглядит немножко по-другому, вроде бы и та, но не совсем. Изменившаяся декорация вносит приятное разнообразие в ежедневное представление, которое здесь дается.

От этой изменившейся перспективы, от этого нового взгляда на вещи Соланж становится весело. И от вида ее собственной кухни с кретоновыми занавесками — тоже. А то, что рядом с ней Степенный старый господин, придает еще больше яркости переживаниям. Это совсем другой способ смотреть вместе.

Они устраиваются у окна, как шли бы в театр, старательно выбирая спектакль. Больше всего им нравится, когда дети выходят из школы, это неизменно. Они привязываются к одним и тем же детям. И одни и те же родители умиляют их или возмущают, как будто несправедливость становится зримой, воплощаясь в поцелуях или подзатыльниках.

Оттого, что они вместе, их привычка к молчанию ничуть не меняется. Впрочем, Степенный старый господин почти никогда не раскрывает рта. Ему достаточно видеть. И только глаза, одни только его глаза рассказывают потом о том, что они увидели.

Точно так же, как у Дамы-с-рыжим-котом Соланж обучается искусству литании, бесконечного и бесцельного нанизывания слов, со Степенным старым господином она приобщается к молчанию. После того как подолгу разговаривает вслух у себя дома, срисовывая в тетрадку очередной злак или протирая картофельное пюре, она иногда переходит улицу только ради удовольствия помолчать.