Дамасские ворота

Лукас не торопясь готовился к переезду. Вещей у него было мало, в основном книги, да и те он большей частью раздарил монастырским гостиницам в Старом городе. Печаль и тревога следовали за ним как верный пес.

Часть дня занимал просмотр англоязычных газет на предмет просочившейся информации и важных материалов. Чуть ли не ежедневно он совещался с Оберманом, который с той же целью следил за еврейской прессой. Самая интересная гипотеза появилась в левом тель-авивском журнале «Хаолам хазех», но силы в правительстве для утечек обычно предпочитали использовать «Маарив» и «Джерузалем пост».

Словно в подтверждение версии Эрнеста Гросса, начал расти политический вес Аврама Линда, о нем часто писали, его часто цитировали. Политиком он явно был искусным. Обрушившись на христианских фундаменталистов-милленариев и на их чрезмерное влияние в Иерусалиме, он неуловимым образом сумел связать экстремистские силы в еврейском обществе с недавними беспорядками. Тем влиятельным кругам, которые рассчитывали на фундаменталистов в своих интригах, оставалось лишь молча кипеть от злости. Общественное мнение было на стороне Линда.

Воскресили старые, времен Британского мандата, законы об охране государственных тайн и уголовном преследовании за их нарушение, так что было мало надежной информации об арестах.

Доктора Лестрейда допросили и вышвырнули из страны. Публике сообщили о некоторых из его антисемитских высказываний и его увлечении музыкой Орфа и Вагнера. Нашли молодого палестинца, которому Лестрейд презентовал «Миф XX века» Альфреда Розенберга с нежной надписью.

Время от времени Лукас предпринимал прогулки в Старый город. Иногда ему казалось, что там еще стоит запах горелой резины и слезоточивого газа. Чувствовалось усиленное, хотя рассредоточенное, присутствие Цахала. Он входил в ворота Баб-аль-Хадид и выпивал чашку гранатового сока в лавке, где умственно отсталый сын хозяина мел полы. Приходилось долго ждать сок, который к тому же подавали с мрачным видом. Но блаженный мальчишка улыбался Лукасу, тряс руку, вызывая недовольство отца и братьев.

Лукас часто проходил мимо бывшего медресе, где жили палестинцы африканского происхождения и где у Бергера была квартира. Как ясно он помнил первый раз, когда увидел Сонию, ее тогдашнюю татуировку хной и ее непостижимый эритрейский бурнус! Чернокожие дети снова вернулись и играли в футбол во дворе, расчерченном длинными тенями.

У Салли Коннерс был переводчик, который переводил ей арабскую прессу, и копию этих выжимок она передавала Лукасу. Он несколько раз встречался с ней, и она поведала ему историю своей жизни, которая, в силу ее молодости, была коротка, хотя насыщенна. Она училась в Йоркском университете, работала в редакциях в Торонто и Бостоне. Любила ездить в Озерный край и Северный Уэльс заниматься скалолазанием.

За неделю или две до отъезда он поехал с Салли на Синай понырять в Красном море. Чтобы погрузиться вдоль отвесной стены, им пришлось в мокрых костюмах переползать поле бесцветных кораллов, усеянное минами колючих морских ежей. А в конце поля начиналась огромная стена; они скользнули с верхушек кораллов в бездонную бирюзовую глубину сквозь стаи губанов и акантурусов, проплывающих в столбах прохладного света.

Они погружались вдоль стены, и обитавшие на ней существа искрились в слепящем свете пустыни. Тут были разные кораллы: морские веера, лосерогие, морские перья; было слышно, как яркие морские окуни грызут кораллы и гигантские золотые анемоны. Лукас неожиданно для себя увидел в ней своеобразный двойник Котеля, стену храма венца творения. Изредка лучи высвечивали далеко-далеко внизу серовато-коричневую акулу-молот. Все обитатели этих глубин были индийско-тихоокеанского происхождения, напоминая о том, что по другую сторону этой синей бесконечности лежит Индийский океан, Индия.

После ныряния они из чистой радости жизни, по крайней мере у Салли, предались любви и окончательно подружились. В самом городе Синае было полно итальянцев и ресторанчиков для почитателей итальянской кухни, так что пили они «Санджовезе».

— Мм, — облизнулась она, — спагетти болоньезе!

Потом они поехали к монастырю Святой Катерины и взобрались на Джебель-Мусу, предполагаемую гору Синай. Лукас набрал горсть красных камешков и сунул в карман.

Салли была очаровательная, бесстрашная девчонка, начитанная, бесконечно и непоколебимо уверенная в своем собственном образовании. У нее были черные волосы и синие, как Индийский океан, глаза. Он было попробовал влюбиться в нее, но желал он только Сонию. Тем не менее, когда в последние дни перед Лукасовским отъездом Оберман начал заигрывать с ней в бикс-баре, а она его отшила, Лукас испытал тайное облегчение.

Однажды он встретил возле Русского подворья мистера Маджуба, адвоката из Газы.

— Могу я угостить вас чашечкой кофе? — предложил Лукас.

— Не откажусь, — ответил Маджуб; они зашли в кафе «Атара».