Дамир

— Он присутствовал на родах, и как только Лика родилась, ее сразу же унесли. Я слышала, как она плакала, как нуждалась во мне, а нас разлучили, сразу же, с первых минут.

На глазах появились слезы, не могла я спокойно вспоминать тот ужасный момент, когда мое сокровище отняли у меня, без шанса на то, что вообще когда-то узнаю, как она выглядит.

— Почему он не позволил забрать дочь?

— Потому что, когда я начала рожать, он срочно повез меня в больницу, а там и раскрылась тайна. С самого начала я уговорила своего гинеколога, к которому встала на учет, чтобы он написал мне меньший срок, чем был на самом деле. Денег у меня не было, поэтому пришлось строить щенячьи глазки, хотя, наверное, мне и играть не нужно было. Я так и выглядела. Мужик нормальный попался, согласился, написал, как я просила. А тут еще и этот маленький ангел меня спас, ведь, благодаря тому, что она такая крошечная, живот был небольшим, и удавалось скрыть настоящий срок.

Я замолчала ненадолго, просто чтобы сделать глоток воздуха, — рассказ не был легким. И была благодарна Дамиру за то, что он не перебивал меня. Себя я могла жалеть сколько угодно, но ребенок- самое ценное в моей жизни, и когда его отняли, мир рухнул.

Неожиданно я почувствовала нежный поцелуй на плече, и приняла его как знак поддержки.

— На седьмом месяце эта лапушка захотела на свет, а когда мы приехали в роддом, оказалось, что мой врач был в отъезде, и роды принимал другой акушер-гинеколог. Он ничего не знал о моей тайне, и сказал настоящий срок, ох, как же Артем тогда разозлился, он молчал, но его взгляд говорил сам за себя, — я поежилась от воспоминаний, и, оторвав взгляд от глазок-бусинок, заметила, что бутылочка уже практически пуста.

Еще несколько минут, и Лапочка уснула, насытившись своим обедом.

— Давай положим ее в кроватку, — предложил Дамир, и я поднялась, сама уложила дочку, бережно прикрыв крохотное тельце одеяльцем.

— Я хочу рассказать обо всем, чтобы больше не поднимать эту тему, а дальше решать только тебе.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе решать, выгнать меня или оставить.

— Не пори чушь, ладно? Пошли присядем и расскажешь все, что хотела.

Я кивнула и забралась на кровать, пряча ноги под пледом, а Дамир устроился рядом, руками коснулся ног под тканью и принялся растирать их. От переживаний меня слегка морозило.

— В больнице меня продержали три дня, так ни разу и не показав дочку, а Артем пообещал, если я добровольно напишу отказ, то Лика попадет в хорошие руки. При другом раскладе, — я замолчала, вспоминая те ужасные слова и поежилась, понимая, что мне стало совсем холодно.

— Давай укутаешься пледом?

— Нет, — покачала головой, тяжело вздыхая, — Дамир.

Резко бросилась к нему в объятия и расплакалась, не зная, как найти в себе силы и сказать то, что никогда не смогу забыть. Как выдавить из себя слова, заставившие меня отказаться от родной дочери, от кровиночки, которую я ждала с огромным желанием. Ради нее дышала и терпела Артема, хотя могла давно покончить с собой, но понимала, что внутри меня человечек, моя кровиночка, новая жизнь, и только ради нее я должна жить.

— Она же человечек, маленький и беззащитный, — шептала сквозь слезы, чувствуя, как крепкие руки гладят по спине и голове, — как можно так?

— Поплачь, малышка, поплачь, — произнес Дамир, и я только сейчас поняла, что он дрожит, — взрослый, сильный мужчина дрожит.

— Ты чего, Дамирушка?

Положив ладони на щеки, посмотрела в глаза, пытаясь понять, почему его всего трясет, и в карих омутах увидела боль.

— Дамирушка, уже все нормально, ты чего? снова спросила я, поглаживая по лицу, как он тут же перехватил мои руки, сжимая их на запястье и с удивлением смотря на меня.

— Ты меня успокаиваешь, малышка? Откуда в тебе столько сил, чтобы еще меня успокаивать? Откуда?

— Я, ты, ты чего дрожишь?

— Мне больно за вас! Мне больно, что меня не было рядом и я не защитил.

— Это только моя вина, Дамир, только моя, — вырвав руку из захвата, вытерла слезы тыльной стороной ладони, и словно опомнившись, отползла назад, прячась под плед.

Мужчина немного расслабился, и помог мне укрыться, снова положив руки на ступни.

— Если бы я не отказалась от малышки, то он продал бы ее на органы.

— Что?! зарычал Дамир, выражая свою злость.

— Сказать, что мне дали шанс, ничего не сказать. У меня не было выбора. Его просто не было! Я лучше бы себя ненавидела всю жизнь за то, что бросила дочку, чем за то, что Господи!

По щекам продолжали катиться слезы, и я поджала ноги, лицом уткнулась в колени, тихонько всхлипывая, на подсознательном уровне понимая, что не могу разбудить Лику. Сбоку от меня прогнулась кровать, и Дамир крепко прижал мое безвольное тело, поглаживая и успокаивая.

— Тихо, любимая, тихо. Моя девочка не должна страдать, не теперь, когда со мной. Не теперь, милая.

— Я не знаю почему, но написала, чтобы малышке дали твою фамилию и отчество, возможно в душе таилась капелька надежды.

— Михаил, он очень мне помог с тобой, я ему теперь жизнью обязан.

— Что ты имеешь в виду?