Смутно вспоминаю, что я хотела кое-что спросить у Валентины. Ага, про Хромова… Но если волосы на моей голове все же сохранились, то мыслей связных в ней точно нет! Поспать бы, а? Только собираюсь свернуться клубочком на широченной лавке и малость вздремнуть, как из парилки выглядывает красная, словно свежеотваренный рак, Валентина.
– Ты куда пропала? А ну-ка иди мне спину похлещи, нечего филонить. А потом я еще разик по тебе пройдусь.
– Да ты что! Я уже намылась!
– Ничего, потом еще намоешься. Давай, давай!
Делать нечего. Нахлобучиваю подозрительную шапчонку на свои стерильные волосы и снова иду в камеру пыток.
Удивительно - теперь я переношу ее гораздо легче. Мне даже удается вполне удовлетворительно отхлестать Валентинины роскошные стати веником. Потом она опять издевается надо мной, а когда я, держась за стеночку, собираюсь угнездиться в мыльне, она хватает меня за руку:
– Погоди! Теперь - экстремалка! За мной!
Валентина выбегает в предбанник и рывком отворяет какую-то дверь. Я едва успеваю сообразить, что эта дверь ведет на улицу, как Валентина выскакивает туда сама и тащит меня следом, и мы с ней голышом очутились посреди снежной мартовской студеной ночи.
Стою, окаменев и оцепенев от изумления. Да уж, экстремалка!
– Конечно, сейчас бы в сугроб нырнуть! - кровожадно заявляет Валентина. - Беда, они уже коркой подернулись, кожу ободрать можно. Ничего, постоим под снежком, это тоже хорошо.
С ума сойти, сколько экзотики на меня навалилось в последнее время. Возможно, я бы устроила истерику по поводу этого стояния голышом под снегом - еще трое суток назад устроила бы. Но за последние дни я как-то подустала ужасаться.
Оказывается, удовольствие можно находить не только в творческом запое, но и в таких вот простых житейских радостях. Суперпростых, сказала бы я. Или это все же мазохизм?
Честное слово, это что-то необыкновенное - стоять после бани под снегом. Причем непременно в темноте! Изредка налетает порыв ветра, сносит край снеговой завесы, и я вижу черную зубчатую кайму леса. А то снегопад вдруг утихает, и видно тогда, какое темное, воистину бездонное небо накрыло нас со всех сторон, словно черный бархатный колпак.
Я не чувствую холода. Не мерзнут даже босые ноги на деревянном крылечке.
– Ну как? - хитро спрашивает Валентина.
– Волшебство! - выдыхаю я.
Не хочется ни говорить, ни двигаться. Я настолько переполнена восторгом, что готова стоять так вечно.
В эту минуту открывается дверь из дома сторожихи, и на снег падает широкая полоса света.
– Все, возвращаемся! - заботливо приказывает Валентина. - Еще разик попаримся, потом помоемся - и будем выходить. Уже и поесть пора. Баба Паша! - кричит она, повернувшись в сторону, и я слышу приближающиеся шаги. - Мы максимум через двадцать минут будем готовы!
Она открывает дверь в баню - и в эту секунду что-то грохочет неподалеку, да так, что я невольно пригибаюсь, потом вижу, как из косяка двери брызнули щепки.
Валентина громко визжит. Я не успеваю ничего сообразить - все существо мое действует быстрее мозга. Я отвыкла не только ужасаться по поводу и без повода, но и тратить время на пустые размышления. Я могу только действовать.
Поэтому с силой вталкиваю Валентину в дверь, влетаю следом - и захлопываю ее за собой с такой силой, что банька отчетливо содрогается.
Окидываю взглядом предбанник и бью по выключателю. Становится темно, и я вижу, как мечется снежная пелена за окошком.
Окно! Оно невелико, однако вполне достаточно для того, чтобы в него мог просунуться человек и решетить пулями все вокруг.
Я не думаю над тем, кто этот человек. Я думаю только о нашем спасении.
Скорей задвинуть щеколду на входной двери. Подтащить к ней стол, лавку. Распахнуть дверь в мыльню, втолкнуть туда Валентину, влететь самой. Через секунду я выскакиваю обратно, хватаю со стола стопу полотенец - и захлопываю за собой дверь. Здесь нет засова, поэтому я проталкиваю в дверную ручку палку старой, растрепанной щетки, предназначенной для сбора мусора с полу. Мне чудится или там, в предбаннике, зазвенело разбитое стекло? Возвращаться проверять я не собираюсь.
Валентина смотрит на меня огромными карими глазами.
– За-зачем по-пол-полотенца? - выстукивает она дробь зубами.
Я не отвечаю: просто оборачиваю одно вокруг себя, а второе, поменьше, накручиваю на голову в виде тюрбана. И в этом подобии одежды мгновенно начинаю чувствовать себя гораздо лучше и даже защищенней.
Видимо, Валентина понимает это и тоже, так сказать, одевается.
– Кто это? Что это было?
Так, ее зубы перестали стучать. Уже хорошо. И глазищи вроде бы уже не такие ошалелые. Наверное, у нее тоже выработался определенный иммунитет к приключениям.
– Стреляли, - лаконично объясняю я, с трудом подавив судорожную улыбку: это точное слово сейчас кажется набившей оскомину цитатой.
– Кто? Почему?!
– Не знаю. Какая разница?! Гораздо важнее другое: сможет ли он открыть вот эту дверь? Давай-ка на всякий случай подопрем ее лавкой. Теперь окошко надо как-то забаррикадировать.