Долохов рассеянно кивнул. У него было свое мнение насчет ясности этой картины, однако теперь это останется не более чем его личными трудностями. Слишком много времени прошло с тех пор, как умер Пластов. Преступно много!
А его жена, значит, сегодня отправляется во Владимир… На поезде «Нижегородец». Эх, если бы можно было прицепить к Пластовой «хвоста»… Да еще такого, который смог бы ее разговорить. А еще лучше – заставить как-то действовать…
Но такой возможности нет. Разве что самому рвануть? Но Пластова его сегодня видела-перевидела! Не бороду же наклеивать, не горб к спине приставлять!
Да, за ней следить некому. Жаль. Трижды жаль.
А впрочем, эта беда поправимая. Благодаря Людмиле, которая вертит женихом как хочет, у Долохова появился во Владимире источник информации. Более чем ценный источник!
– Ужас какой! – продолжала сокрушаться Людмила. – В таком дорогом поезде, в самом дорогом вагоне – и такое хулиганство! Вот уж правда – кому-то захотелось острых ощущений, да? И эта женщина сбежала, вы представляете?
– Какая женщина? – насторожился Долохов.
– Да которая, предполагается, убила Пластова. Валерка сказал, что она спрыгнула с поезда на ходу и бесследно исчезла. То есть им доложила проводница, она их привела в вагон, когда поезд во Владимире остановился. Они убитого унесли, конечно, потом поезд дальше пошел, и они договорились, что проводница на обратном пути задержится во Владимире для дачи показаний. А она не вышла из вагона, хотя ее встречали. Подождали, потом стали искать, и тут оказалось, что она вообще исчезла – еще в Москве, как только поезд пришел на Казанский вокзал, и к отправлению не явилась, вагон без нее ушел. Ой, Валерка говорит, там такой хипеж стоял, в поезде, это ужас. Главное, она была из какой-то другой бригады, поменялась с постоянной проводницей, а напарница вообще заболела, она одна ехала, и вот получилось, что спальный вагон фирменного поезда остался без присмотра, там не убрано ничего было с ночи… Мрак, да?
– Это вам все ваш жених успел рассказать? – недоверчиво спросил Долохов.
– Ну да, – энергично кивнула Люда. – Неужели я сама такое придумать могу? Валерка знаете как быстро говорит? Сто слов в минуту! Я в каком-то детективе читала, это потому, что менты должны передать всю информацию между двумя выстрелами. Он даже сказал, как фамилия этой проводницы. Они ее теперь искать будут. Потому что уклонение от дачи показаний – это просто вообще, я не понимаю, какая безответственность!
Долохов подумал, что Людмила, пожалуй, весьма подходящая подруга для мента Валерика. И если он наконец уговорит ее поспешить со свадьбой, то из ее головы напрочь выветрятся все бредни насчет Рутгеров Хауэров и всевозможных сексуальных блондинов. К ее же вящей пользе!
– Но вы, конечно, эту фамилию не запомнили? – небрежно спросил он.
– Это почему? – не без обиды вскинула голову Люда. – У меня вообще память на фамилии хорошая. Ее фамилия Берзина, зовут Лариса Петровна.
– Берзина, говорите? Странная фамилия, – произнес Долохов. – Латышская, что ли? Был такой Ян Берзинь, латышский стрелок.
– Ой! – вдруг воскликнула Люда, смешно взмахнув руками. – Какой латышский стрелок? Что я такое говорю?! Дарзина ее фамилия, а никакая не Берзина! Дар-зи-на!
Ка-ак?
Вот этого Долохов не ожидал.
Он только надеялся, что изумление никак не отразилось на его лице.
– Уверены? – спросил самым невыразительным голосом, на какой только был способен.
– Уверена, вот те крест! – Люда обмахнулась щепотью. – Как я могла перепутать? Конечно, Дарзина! Эта фамилия похожа на слово, ну, на название одного химического соединения. Поэтому я точно говорю – не ошиблась.
Она выпалила это – и осеклась. Глаза морг-морг… Люда спохватилась, что брякнула что-то зря.
В чем дело, интересно знать?..
– Какого соединения? – небрежно спросил Долохов. – Никогда ни о чем таком не слышал. Я, правда, в химии не силен.
– Да так, ерунда, это из неорганической химии, в смысле, из органической. Ой, кстати, мы тут слишком долго сидим! – вскочила Люда. – У меня же зачет! Я побегу, ладно?
Если бы Долохов и на самом деле был тактичным и воспитанным человеком, какого из себя периодически строил, он бы, конечно, не стал больше приставать к девушке. Но он таким в жизни не был, увы. Тем более – теперь!
– Я тебя отвезу, не волнуйся. А пока, Людочка, – сказал он вкрадчиво, как и подобало змею-искусителю, – как насчет еще пары-троечки желе?
Людмила как завороженная плюхнулась на свой стул, и Долохов вновь направился к стойке бара, мысленно ухмыляясь сквозь время и пространство узбеку из города Ташкента периода распада СССР.