Дамоклов меч над звездным троном

— Вы же знаете — это необходимо, — Алена Леонидовна отчего-то вдруг занервничала.

— Прямой необходимости нет, уверяю вас.

— Доктор, прошел приличный срок и… Я чувствую — надо. Я уже далеко не девочка. Вы понимаете — с возрастом требования к внешности только растут. Я уже не испытываю прежнего удовлетворения результатами прошлых операций. Нужно стремиться к совершенству, разве не так?

— Нужно, кто спорит, — доктор возражал мягко. — Но всему есть свой предел. Это у вас по счету будет уже семнадцатая операция.

— Шер в Америке сделала пятьдесят.

— У Шер, наверное, очень выносливый организм, да и нервная система…

— С моей нервной системой все в порядке, — резко перебила его Алена Леонидовна. — На что вы вообще намекаете?

— Я ни на что не намекаю.

— Вы тоже хотите сказать — я одержимая?

— Вы женщина. Прекрасная, смелая женщина, — доктор Маршан был наполовину француз. — Тем не менее как врач я обязан предупредить вас о риске, возрастающем с каждой новой операцией. И потом, прежде чем ложиться на повторную биоимплантацию, вам придется пройти курс лечения.

— Лечения? Что я должна лечить?

— У вас анализы не в порядке. Сахар повышен, — ответил Маршан. — Пока еще никаких признаков диабета нет, но… Вас кровоточивость десен в последнее время не беспокоит?

Алена Леонидовна кивнула.

— Вот видите. Придется все привести в норму, пройти лечебный курс.

— Но как же я буду, доктор? Ведь моя грудь…

— У вас великолепная грудь. Но если вас что-то в ней снова не устраивает, мы это исправим, — доктор говорил добрым, успокаивающим тоном. — Не волнуйтесь, мы встретимся вновь, как только показатели ваших анализов будут приемлемыми. — Но как долго я должна лечиться?

— Мы проконсультируемся со специалистами, — доктор был истинный профессионал и даже за очень большие деньги, которые ему платили за операцию, не желал своим капризным психически неуравновешенным клиентам, помешанным на пластике, вреда. — Это займет какое-то время, зато мы избежим возможных осложнений.

Покинув приемную, раздосадованная Алена Леонидовна тут же полезла в сумку за сигаретой и зажигалкой. В институте по части курения законы были либеральны — здесь вообще считали, что с некоторыми, пусть и вредными, маниями клиентов не стоит даже и бороться — пустая трата времени и взамен никакой благодарности.

Глава 27. КОЛЛЕКЦИЯ ЛЮБОВНИКОВ

Сломанные ребра друга Вадика и плачущая Катя — для Сергея Мещерского в выходной день это было чересчур драматично. Никто не подозревал, что самый больной в мире вдруг резко восстанет с дивана и отправится наперекор здравому смыслу и собственному здоровью исполнять свой профессиональный долг путем возвращения работодателю Долгушину «Форда», беспечно брошенного на стоянке у гостиницы «Россия».

Но, взирая с жалостью на бледное от боли, однако исполненное решимости и упрямства лицо друга Вадика, Мещерский лишь украдкой вздыхал и помалкивал в тряпочку. Он видел друга Вадика насквозь и понимал, с чего это тот вдруг так резко начал демонстрировать характер. Ларчик открывался просто: Катя всего только один день подежурила у ложа болезни, а на другой недвусмысленно дала понять, что ей надо работать. До вечера она торчала на том самом проклятом теплоходе, да еще с Никитой Колосовым… Хороший парень Никита, но вот беда — с другом Вадиком у них полнейшая заочная, «заглазная» несовместимость. А в результате — такое же «заглазное» соперничество. И вот уже друг Вадик, закипев душой как чайник, дает понять Кате, что он в ее опеке не нуждается и уже вроде как вполне здоров. Даже может ехать на этот теплоход — прибежище убийцы. «Неужто и правда там, на „Крейсере“, — убийца?» — думал Мещерский. Он испытывал какую-то странную растерянность. Была б его воля — он вообще бы от всего этого устранился, но… Он был верным другом. А потом, как истый оптимист, он верил — тучи рассеются, все подозрения выяснятся, кумиры останутся кумирами, поэты — поэтами, просто хорошие люди — просто хорошими людьми, а убийцу в конце концов найдут — где-нибудь там, далеко, и, конечно же, не среди тех, о ком он столько думал все эти последние дни.

— Заберем тачку и туда, — командовал Кравченко. Они ехали на машине Мещерского. Самому Кравченко было трудно держать руль. — Я в «Рождественское» шефа своего возил, дорогу помню. А там по берегу поедем, найдем это корыто плавучее и… Ну, в общем, потолкуем там с ними.

Мещерский со всем соглашался: да, да, о йес! А что еще оставалось делать? В душе он жгуче завидовал другу Вадику: Катя плакала сегодня из-за него. Плакала! Эх, если бы вот так кто-то переживал за него, Мещерского, он бы… Он бы умер, наверное, от счастья. А потом воскрес и совершил бы великий подвиг. Эй, где у вас тут убийцы-маньяки, подать их сюда, мерзавцев! Я из них суки-яки, японский городовой, сделаю! Он косился на Кравченко — черт, а у него тоже такое зверское выражение в глазах, словно и он грезит о чем-то подобном.