Дамоклов меч

Отец Александр знал, что шутить с графом не стоит. Это был человек неслыханной жестокости, в отличие от его жены, которую люди звали ласково «панночка» за доброту и ласку к крестьянам, спасавшая не раз жизни людей от жестко карающей руки графа. Её хворь действительно многих опечалила.

Войдя в комнату, священнику стало дурно – смрадный запах был очень сильным. Отец Александр подошёл к кровати, на которой лежала панночка. Девчушка, стоящая у изголовья кровати, поила чем-то хворавшую. Панночка стонала. Незнакомка обратила лицо на священника:

– Это уймёт на время боль. Она хочет выговориться, – пояснила девчушка. Затем она снова обратила взор на панночку и увидела темное пятно на одеяле женщины. – Надо бы сменить одеяло.

– Не надо, – слабо просипела женщина, но девчушка уже отдёрнула одеяло. Новой волной накатил запах гнили – лоно женщины полностью сгнило. На секунду священник охватил ужас от увиденного, мысли роились в голове: «Бедная! Какие муки она испытывает! Женщина гниёт заживо, но что стало причиной гниения? Неужели чума? Но ведь это было двести лет тому назад. И почему тогда никто больше не болеет? Почему девчушка не боится ухаживать за ней?»

– Ну вот, теперь могу идти, – бодро сказала девчушка, укрыв женщину новым одеялом. Она быстро ушла, тихонько прикрыв за собой дверь.

– Что бы я делала без своей травницы? Она всё знает обо мне, – голос панночки стал бодрее. Она даже сделала попытку улыбнуться. Но это выглядело так, будто её желтая кожа просто сморщилась в определённых местах на лице.

– Это была она?

– Да. Как вас называть?

– Отец Александр.

– Меня, думаю, вы знаете.

– Да.

– Я…достаточно давно не исповедовалась. Точнее, если уж говорить честно, никогда.

– Ну да, ваш муж не верит в Бога.

– Дело не в этом. Он хороший. Только его трудно понять. В нём надо усмирять зверя.

– Это он с вами сделал? – священник глазами указал на прикрытое разлагающееся место.

– Нет. Почему вы так подумали?

– Он сказал, что …

– А, понимаю. Нет, он просто не хочет слухов. Он не знает, о чём я с вами буду говорить.

– Почему же вы, – на слове «вы» священник сделал акцент, указывая на то, что женщина слыла своей чрезвычайной добротой, – решили исповедаться, если ни разу в жизни не делали этого?

– Потому что…мне страшно…не за себя…а за дочь, – глаза женщины увлажнились. – Я сделала много ужасных вещей, боюсь, что после моей смерти, моя дочь пропадёт. Может так я вымолю прощение, и всё с моей дочкой будет в порядке. Помогите мне.

– Я обязан вам помочь, – юноша присел у кровати умирающей, разложив на коленях мокрый от снега фиолетовый палантин для исповеди.

– Спасибо, – слеза скатилась на перину.

– Тогда начнём. Какие грехи ты совершила, дочь моя? – сказал священник, а в мыслях он уже снова грелся у камина, ибо надеялся, что вся эта затея с исповедью лишь предсмертная истерия. У такой женщины грехов за всю свою жизнь накопится меньше, чем у обычного работяги за день. Вот быстро они закончат это, и священник отправится в монастырь читать ночную молитву за здравие несчастной.

Женщина снова слабо улыбнулась: юноша называет её, женщину, у которой дитя почти такого же возраста, как и он, дочерью…

Глава 2

– История моих грехов начинаются ещё с тех пор, как я жила на хуторе до одиннадцати лет и звали меня просто Маркой…

Священник поднял голову:

– Вы раньше жили на хуторе?

– Да, ночь будет полна чудес, – слабо улыбнулась женщина. – Вы убедитесь, что я очень грешна, и все люди ошибаются, думая, что я святая. Они сильно ошибаются. Не знаю, простят ли меня там за мои грехи?

– Главное, просить прощения от всего сердца, искренне и с жаром. Понять, что вы действительно грешны и просить…

– То, что я грешна, я поняла, но вот с прощением… – из груди женщины вырвался хрип. – Воды!

– Держите! – священник протянул стоящий на маленьком столике кувшинчик с водой. Рука его слабо дрожала.

– Можно продолжать?

– Конечно! Не бойтесь прерываться, Господь нас слышит, даже если мы не говорим чего-то вслух.

– Нет, я хочу произнести всё своими устами, – голос женщины окончательно окреп.

– Хорошо, – кивнул священник.

– Что значит жизнь на хуторе? Это голод, холод, ни одной живой души и смерти от нападения голодных диких зверей.

Я жила в одном из десяти домов, спрятанных в глубине леса. Всё, что моё нутро помнит из той жизни, это то, что я постоянно хотела есть. Еды никогда не хватало, не просто потому что я была самой младшей в семье, среди четырёх братьев. Её всегда было мало без каких-либо на то причин.

Жизнь на хуторе была несладкой. Женщины рожали в лесу и шли с плетёной корзинкой ягод или грибов в одной руке, а в другой держали новорожденного младенца и шли обратно на хутор к повитухе, которой не знали, сколько уж ей лет, чтобы та порезала нить да помыла. Говорили, будто этой старой ведьме уже больше ста лет, что она так долго живёт, потому что ест рубашки младенцев, в каких они рождаются. Боялись её, проклинали, но и без неё не могли жить.