Дамская комната

— Я часто спрашиваю себя, почему я так задержалась на земле, дитя мое! Давно следовало умереть, прежде чем прийти в такое жалкое состояние… Подумайте только: осенью мне будет восемьдесят восемь! Как мне кажется, наш Господь Бог просто забыл забрать меня отсюда!

Она взяла руки Флори и поцеловала их.

— Спасибо, спасибо за то, что навестили!

Обе женщины покинули ее. Им не пришлось парировать ожидавшихся нападок, но они были под глубоким впечатлением упадка той, которую знали такой неукротимой, такой необузданно сильной. От всего этого остались лишь жалкие следы да разум, мерцавший, как пламя выгоревшей почти до конца свечи, жалкий разум, уставший жить и жаждавший дружбы.

Флори едва не заговорила о визите отца Клютэна в Вансэй, не зная, что именно ее мать подвигла его к этому, но отказалась и от этой мысли, не ведая о том, что оставляет неудовлетворенным ее желание.

Так вернулись они на улицу Бурдоннэ, ни одна, ни другая не коснувшись предметов, занимавших их больше всего.

После завтрака, когда родители отправились на работу, Флори решила сходить на улицу Писцов. Горькое паломничество, совершить которое она считала себя обязанной.

Со времени смерти тетушки Берод дом, в котором началась ее жизнь супруги и матери, теперь переходил от одного арендатора к другому. Он входил в состав наследства Филиппа, который в силу обстоятельств не мог им заниматься, да к тому же у него хватало и других забот!

Вместе с Сюзанной, держа в своей руку Агнес, которую Флори взяла с собой в качестве защитного экрана между своим прошлым и остававшимся весьма неопределенным будущим, они прошли по Большому мосту, даже не взглянув на лавку меховщика, мимо которой лежал их путь, перешли на левый берег и наконец вышли на древнюю улицу. Флори тут же окутали запахи нового пергамента, книжных лавок и чернил, воздух в ее груди словно сделался разреженным.

— Вы меня не узнаете, мадам, как я вижу?

Ее приветствовал Рютбёф.

— Я не знал, что вы в Париже.

— Я здесь совсем недавно.

Этот свидетель ее юности также показался Флори помятым годами. Отяжелевший, плохо одетый, с виелью под мышкой, с помощью которой, видно, зарабатывал свой хлеб, он утратил свой здоровый вид, которым отличался когда-то в отрочестве. Свинцовое лицо, круги под глазами — еще не старый, но уже отмеченный временем!

— Жизнь жестока, знаете ли, мадам! Тем не менее я очень рад вас видеть.

Агнес вытянула у матери свою руку. Эта встреча ей не нравилась. Проходившие мимо люди не обращали на нее никакого внимания, за исключением лишь некоторых, поворачивавших головы в их сторону. Если Флори казалась им чужой в этом квартале, то Рютбёфа-то все слишком хорошо знали…

— Я также счастлива вас видеть, — заверила молодая женщина. — До меня дошли слухи о том, что вы за время моего отсутствия написали много очень милых песен.

Он сделал презрительный жест.

— Это не больше чем пустяки!

По его губам пробежала гримаса.

— Мои планы, мадам, куда более грандиозны, — продолжал он. — Да, в самом деле, более грандиозны!.. По меньшей мере, они у меня были.

Тон его стал жестче.

— Не знаю, смогу ли я когда-нибудь их осуществить… Я пал так низко…

— Скоро к вам вернутся ваши друзья, — заговорила Флори. — Возвращается мой брат. Вы можете на него рассчитывать. Ему известны ваши недостатки, но также и ваш талант, и он любит вас, такого, каков вы в действительности. Вы найдете взаимопонимание с ним, в котором так нуждаетесь. Которое всем нам необходимо, чтобы работать.

Поэт, казалось, проснулся.

— И вам тоже?

— О! Я теперь пишу лишь детские песенки и то главным образом вот для нее.

Она положила руку на светловолосую голову Агнес.

— Это ваша дочь?

— По выбору, но не по крови!

Поэт одобрил.

— Хороший выбор, мадам, да, клянусь небом, вы поступили так, как и следовало!

— Мне тоже так кажется. Да хранит вас Бог, Рютбёф!

— Что у него под мышкой? — спросила девочка, когда менестрель удалился.

— Музыкальный инструмент, милая. Чтобы люди танцевали, а также чтобы заставить мечтать некоторых девочек!

Волнение, вызванное этой встречей, помогло Флори без чрезмерной муки посмотреть на стены своего бывшего жилища. Мастерскую тетушки Берод занимал новый переписчик. Молодая женщина не задержалась перед лавкой. Ее больше занимало будущее сестры, чем собственное прошлое.

В тот же вечер, перед ужином, она пошла к матери, вернувшейся с улицы Кэнкампуа. Та причесывалась у открытого окна своей комнаты.

Конец марта был приятным. Оживал сад, свистели дрозды, плодовые деревья украшали вид из окна белой пеной цветения.

— Вот и пришла весна, — сказала Матильда. — Скоро установится хорошая погода.

— Время любви, — пробормотала Флори.

Она уселась около матери.

— Уверены ли вы в том, что Бернар Фортье будет подходящим мужем для Жанны? — спросила она с заинтересованностью, оправдывавшей внезапность ее атаки.

— Почему бы и нет, дочка?

Молодая женщина рассказала ей, как повел себя с нею Бернар и как она была вынуждена его спровадить.