Дамский негодник

Слава богу, Куськиной было не до нее. Она тут же с укоризной воскликнула:

— Вы хотите заставить меня второй раз рассказать ту гадость, которая со мной приключилась. Это жестоко! — с пафосом заключила она и прозаично добавила: — Но ради вас расскажу.

— Да нет же, я не хочу, — простонала Далила. — Вы можете всего лишь напомнить тот день, когда с вами, простите, приключилась та гадость.

— Гадость приключилась как раз в тот самый день, когда погибла Анфиса, но сразу вам рассказать я не могла. Мы долго не виделись. Не по вашей, не по вашей вине, — торопливо добавила Куськина.

Самсонова в счастье свое не поверила и мысленно поразилась: «Мы с ней долго не виделись? Неужели такое было? Когда? Что-то я не заметила».

Генриетта Карловна между тем со смаком продолжила:

— Но как он меня измотал, негодяй! Как измотал! Бессовестно мной, мерзавец, попользовался!

— Да о ком вы? — удивилась Далила. — Неужели об Изверге? Вы о своем ловеласе соседе?

Генриетта Карловна ошалела:

— Что? Совсем не помните? Ничего?

Впрочем, на смену осуждению явилось сочувствие. Куськина мать посетовала:

— У вас и без меня много дел, я сама виновата, не слишком подробно вам рассказала. Но все же достаточно, чтобы понять. А поняв, вы бы запомнили, — все же не удержалась от упрека она.

«Бог мой, — испугалась Далила, — она мне что-то рассказывала, и наверняка очень подробно. Иначе она не умеет. А я ничего не помню. Как такое возможно? Видимо, это было в тот день, когда мне приснился кошмар с Анфисой. Тогда я была сама не своя и Генриетту не слушала, а она пришла возбужденная. Так что же с ней приключилось?»

Далила с улыбкой заверила:

— Разумеется, я все помню. Разве это можно забыть?

— Ну, слава богу, — с облегчением рявкнула Куськина и с напором добавила: — Но, если вы, конечно, не против, я опять расскажу.

— Разумеется, для этого я здесь и сижу.

Генриетта Карловна затрясла головой:

— Да-да, вы лучший в Питере специалист. А у меня в связи с этим случаем возникли странные ощущения. Хотелось бы в них разобраться.

— Давайте разберемся, — согласилась Далила, приобретая суперрабочий вид.

Она придвинула к себе блокнот, водрузила на нос очки и приготовилась слушать.

Генриетта Карловна вдохновенно открыла рот, но тут же снова его закрыла. У Далилы в глазах появился вопрос, на который Куськина ответила незамедлительно:

— Чтобы потом не забыть, хочу сначала вам пересказать все приметы убийцы.

— Да-да, — закивала Далила. — Перескажите, пожалуйста.

И Куськина пересказала:

— Высокая, стройная, длинноногая женщина лет двадцати пяти тире тридцати. Что еще? Да, с пышным кобыльим хвостом на затылке. Волосы светлые. Подкатила к ограде на новеньком белом «Опеле», но была в фартуке и домашнем халате. Ворвалась в дом Анфисы как фурия, следом раздались страшные вопли. Утром мою соседку убитой нашли.

— Кто нашел? — севшим голосом спросила Далила.

— Домработница и нашла, — победоносно сообщила Генриетта Карловна и добавила почти радостно: — Я уверена, та, светловолосая, Анфиску и грохнула.

«Светловолосая, высокая, стройная, длинноногая, лет двадцати пяти тире тридцати, с пышным кобыльим хвостом», — пронеслось в голове у Далилы.

Это были приметы подруги Людмилы. Одна к одной. Даже марка машины совпала, белый новенький «Опель» — подарок мужа. И фартук. Дома Людмила ходит в халате с огромными бирюзовыми пуговицами. И в фартуке.

Самсонова оцепенела.

— А теперь я расскажу, как мне достались эти приметы, — воскликнула Генриетта Карловна, чрезвычайно довольная испугом Далилы.

Глава 16

Занудливая и частенько откровенно противная Куськина вызывала у Далилы сочувствие, поэтому она ее и терпела. Счастливая безоблачная молодость Генриетты Карловны пролетела, на смену ей приплелась угрюмая старость, затянутая тучами одиночества, страхов, болезней. Появилось все то, к чему не привыкла удачница Куськина. Пришлось привыкать.

Привыкала она тяжело. Былая краса улетучилась вместе с поклонниками — и лифтинг не помогал. Богатый и любящий муж отошел в мир иной. Его капиталы в руках Куськиной не удержались, пришлось цепляться за сына. Купаясь в мужском обожании, дружить она не научилась. За 58 лет жизни интересного дела себе не нашла. Профессии не приобрела, зато обогатилась дурными привычками. Ломалась, кокетничала, безудержно молодилась, рылась в своей зудящей душе — чудачествовала напропалую.

Глядя на Генриетту Карловну, Далила порой изумлялась недальновидности мнения, бытующего в нашем обществе.

«Вот она, по обывательским меркам счастливая женщина, — размышляла Далила. — Кто ей не позавидует? Действительно, жизнь прожила, наслаждаясь, зато к старости оказалась совсем не готова. А почему?

Потому что внутри пустота. Как мы любим себя?

Любовью других.

А когда другие перестают нас любить, что остается? Остается наша любовь к другим. Ею живем. И потому нас продолжают любить, значит, жизнь проходит удачно, несмотря на возрастные проблемы».