Дамский негодник

— Дверь офиса моего, — усмехнулась Далила.

— А какое отношение дверь имеет к Матвею?

— Самое прямое. На ней барельеф дорогой: девушка состригает волосы у спящего гиганта. А под барельефом табличка: «Далила — героиня библейской легенды — очаровала Самсона и, выведав, что тайна его силы в длинных волосах, обрезала их, когда он спал. Обессиленный таким образом Самсон был взят в плен врагами.

Ваши враги — ваши желания и привычки, которые зачастую лишают вас последней надежды на счастье. Как с ними справиться, знаю я,психоаналитик Далила Самсонова». Последнее — жирным шрифтом. Ну, как?

— Отпадно, — оценила Людмила.

— Сама видишь, как выгодно я использовала удачное наложение имени на фамилию. Как тут менять?

— Да, такую фамилию и я, пожалуй, оставила бы. Но дело ведь не только в фамилии. Матвейчик любовь твоя первая…

— Которая не стала последней, — поспешила закончить мысль подруги Далила.

— Да ладно тебе, — отмахнулась Людмила. — Столько лет душа в душу прожили, сына ты ему родила. А что такое эта его Ирина? Тьфу! Сколько лет он знает ее? Галка сказала, что женился Матвей только из мести, тебе назло. Ты ему с Иркиным мужем с этим, как его…

— С Козыревым, — подсказала Далила.

Людмила вдохновенно продолжила:

— Да, ты ему с Козыревым изменила, Ирка тебя сдала, вот Матвей на ней и женился[2]. И Ирка не любит Матвея, и он не любит ее. Она своему Козыреву отомстила, Матвей тебе отомстил, и оба опомнились, а у них уже брак, ребеночек. Что, разве я не права?

Далила грустно кивнула:

— Кое в чем, похоже, права.

— Вот и скорей Матвея прощай. Хватит, помучила, и сходитесь. Он хороший мужик, такого не грех и простить. Я вон своего кобеля прощаю, и ничего. Живу ради дочки, да еще за него и борюсь, всяких баб отгоняю. Ох, будь он неладен, — ругнулась Людмила и, жалобно глядя подруге в глаза, с надеждой спросила: — Далька, как думаешь, на этот раз у меня получится вернуть Кару в семью? Бросит он эту свою Марину?

— А стоит ли его возвращать? — смущенно спросила Далила и скаламбурила: — Жизнь с твоим Карой становится слишком похожа на кару божью.

— А что делать, если люблю? И знаешь, иногда даже счастлива.

Далила ласково попросила:

— Люсь, а давай спецкурсик пройдем, а? Честное слово, я с тобой поработаю, и всю любовь к Карачке снимет, словно рукой.

— Зачем это? — отшатнулась Людмила. — Да я лишь благодаря любви этой и могу еще как-то его выносить! Если б не эта любовь, точно прибила бы кобеля!

— Да зачем его прибивать? Разведись.

— Умная ты, «разведись»! Развестись проще всего, а кто нас с Маринкой будет кормить? На мою зарплату не пошикуешь, а я привыкла жить в комфорте, в достатке. Нет, ты мне Карачку сохрани, а я уж как-нибудь с ним помучаюсь. Лет десять осталось.

— Почему — лет десять? — поразилась Далила.

Людмила с надеждой призналась:

— Через десять лет ему стукнет полтинник. Уж к этому возрасту, думаю, угомонится, зараза. А нет, так я импотенцию на него нашлю. В пятьдесят импотенция не такая уж редкость.

Самсонова предупредила:

— Смотри, Люська, импотенты злые-презлые.

— Ничего. Я как-нибудь потерплю. Все лучше, чем от разных нехороших болезней лечиться. Одним СПИДом еще не болела, а так уже от всего лечилась, благодаря ему, кобелю.

— Ты-то потерпишь, да потерпит ли он? — скептически осведомилась Далила.

Людмила насторожилась:

— А что?

— Ранняя импотенция частенько ведет к гомосексуализму, что в наше время даже и модно.

— Да ты что! — всплеснула руками Людмила и, нервно дернув свой нос, поразилась: — Ну, ты погляди! Никакого сладу нет с этими мужиками! А еще говорят: или забор забей, или кобеля убей. Выходит, теперь уж и забор забивать бесполезно. Этот кобель и хозяина трахнет. Да-а, осталось одно: убить кобеля!

— Что ты болтаешь? — испугалась Далила.

Людмила, зло сощурив глаза, задумчиво уставилась в пол:

— Что думаю, то и болтаю. Иной раз так разозлит, что и бога попросишь: «Хоть бы сдох родной муженек!» Здоровье и молодость ему отдала, а теперь он к другой уйдет, а я нищей останусь.

Сердце Далилы сжалось: «Похоже, Люська близка к отчаянию».

Глава 14

Домой Далила вернулась в ужаснейшем настроении. Сбрасывая на ходу туфли, она устремилась в свой кабинет. Не присаживаясь к столу, стоя, торопливо набросала схему, созревшую по дороге, и ахнула. Растерянно, почти вслепую нащупала кресло руками, осела в него и призадумалась: «Как теперь быть?»

Выходило нечто ужасное. Смерть Рубена явилась для Сасуняна большим горем. Мало того, что друг погиб и Сасунян лишился помощника, к тому же появилась нахлебница: Анфиса Пекалова.

Пришлось Карапету Ашотовичу за Пекаловой приударить. И все бы пошло хорошо, но Анфиса (скорее всего случайно) познакомилась с Михаилом и влюбилась в него. Любовь оказалась взаимной.