С Марией, всегда тактичной и снисходительной с прислугой и вообще с простолюдинами, сильным мира сего приходилось держать ухо востро. Когда, например, давний знакомый король Умберто позвонил ей по телефону в неурочный час, то услышал в ответ: «Вы можете царствовать в Италии, но не позволяйте себе мешать отдыху княжны, Демидовой».
Такова была Мария в молодости, когда молва причисляла ее к самым красивым и оригинальным женщинам Петербурга. Таковой осталась и в старости, познав болезни, одиночество, утрату былого финансового могущества.
Понятно, что подобным особам нелегко найти себе спутника жизни, а еще труднее ужиться с ним. Но случилось невероятное — и это, пожалуй, отличало Марию от большинства женщин демидовского клана, фатально невезучих в сердечных делах.
Весной 1897 года Мария стала женой человека, который смог влюбить ее в себя без памяти, и этому чувству она осталась верна на всю жизнь.
«Мой обожаемый Сеня», — с такими словами двадцатилетняя Мария вышла из церкви после венчания. «Мой обожаемый Сеня», — так говорила она о своем избраннике и после его смерти.
Кто же был этот «обожаемый Сеня»?
…Князя Семена Семеновича Абамелик-Лазарева называли одним из самых богатых людей в России. По количеству принадлежавшей ему земли он «считался крупнейшим помещиком».
Однако каким богатством можно удивить урожденную Демидову? Дело, вероятно, было совсем не в количестве движимого и недвижимого имущества, а в необыкновенных человеческих свойствах этого человека, о котором современники отзывались с нескрываемым удивлением и восхищением. Такие люди рождаются редко. Даже единственная встреча с ними остается в памяти на всю жизнь.
В свои сорок лет Абамелик-Лазарев был «человек цветущего здоровья, без седин, высокий, красивый, прекрасно сложенный, с размеренной твердой походкой. Его большие черные глаза отдавали поразительной по чистоте и ясности блеском, и его редкий по красоте и обаянию взгляд, в котором так много светилось ума и сознания жизни, долго не забывался; взгляд, который быстро и неожиданно останавливался на вас, коротко, на две-три секунды, как будто бы вникал в вашу душу, привлекал вас к себе».
…После свадьбы молодожены уехали в Пратолино, откуда Мария написала свекрови Елизавете Христофоровне в Петербург: «Дорогая мама, мне хочется вам сказать, что я чувствую себя очень счастливой…»
Семья, к которой теперь она принадлежала, имела армянские корни и историю, очень похожую на демидовскую.
Первого из появившихся в России пращуров Семена Семеновича звали Елиазар Лазарьянц. Он поступил на русскую службу во времена Елизаветы Петровны и служил переводчиком с восточных языков. Его дети, называвшие себя уже Лазаревыми, начали свое предпринимательство с основания шелковых мануфактур. Энергичные, умело сочетающие способность наживать деньги с честностью, они быстро разбогатели и приобрели вес в обществе. При Екатерине дворцовые модницы уже щеголяли в парче и бархате российского производства, не уступающих французским. Дело Лазаревых ширилось: они получили подряд на разработку каменноугольных копей в Пермской губернии, стали владельцами горных заводов, продавали железо, соль, брали строительные подряды.
Не интригами и хапужеством Лазаревы пробивались к благоденствию, а энергией и желанием возвратить часть заработанного стране, которая стала им родиной. Они точно определили место денег в своей жизни, не давая им заступить черту, за которой ценилось совсем другое: книги, искусство, образованность, поддержка учебных заведений и тех, кто туда стремится. Лазаревы росли сами и помогали в этом другим. Все приходило по заслугам.
На доме № 40, примыкающем к армянской церкви и принадлежавшем этому замечательному роду, на мемориальной доске надпись:
«В этом доме жил выдающийся государственный деятель, просветитель, меценат, граф Иван Лазарев (1735— 1801)». Это был как раз тот человек, который в молодости выткал первый аршин отечественного бархата, на радость екатерининским дамам.
Главным же делом семьи Лазаревых стало учреждение и открытие в 1814 году в Москве Института восточных языков, «общеполезного и для армянского народа, и для русского правительства».
Лазаревы, построившие для своего детища великолепное здание в Армянском переулке Первопрестольной, несли все издержки по содержанию учебного заведения, бесплатно учили «недостаточных юношей». В типографии Лазаревского института печатались книги на тринадцати европейских и восточных языках.
С момента основания и до самого октябрьского переворота попечителем института состоял кто-нибудь из членов этой замечательной семьи. С 1872 по 1916 год это был уже нам знакомый Семен Семенович. Благодаря тому, что его дед, генерал-майор, грузинский князь, в 1835 году был «определен» в российское дворянство, Семен Семенович стал именоваться князем Абамелик-Лазаревым.