Кажется, начинаю понимать, почему миссис Газеркоул так стремилась заполучить в свои приход богатого священника, обремененного семейством. Она боится, как бы бедный и неженатый не решил, что самый простой способ обеспечить свое будущее – жениться на одной из ее дочек. Роберту Йорку (священнику, о котором миссис Газеркоул упомянула как о владельце годового дохода в шестьсот фунтов) было отказано от места только из-за того, что он начал проявлять признаки влюбленности в старшую мисс Газеркоул. Подозреваю что миссис Газеркоул не в восторге от того, каким успехом я пользуюсь у всех пятерых сестер. Выяснилось, что каждая просто умирает от желания чему-нибудь научиться, ну и натурально, на роль учителя выбрали меня. Старшую мисс Газеркоул я обучаю французскому, мисс Марианну – итальянской грамматике, Генриетте преподаю историю Британии в романтическом ключе, Китти – в кровавом. Джейн достались математика и стихосложение.
Октября 9, 1811 года
Этим утром, вернувшись из Апперстон-хауса, обнаружил у дверей дома Дандо с двумя лошадьми. Слуга сказал, что его хозяин хочет сообщить мне нечто чрезвычайно важное и не терпящее отлагательства.
Как и в прошлый раз, я нашел Джона Каблука в библиотеке за книгой. Рядом на маленьком столике стояли бутылка с вином и грязный стакан.
– Наконец-то, мистер Симонелли! – Хозяин вскочил с места. – Рад вас видеть! Похоже, сэр, вы унаследовали не только внешнее сходство с нашим семейством, но и наши пороки!
– О чем вы?
– О лжи, разумеется! Перестаньте, мистер Симонелли! Не изображайте невинность! Я вас раскусил. Вашего отца звали вовсе не Симонелли, и, насколько я знаю, он никогда не был в Генуе!
Молчание.
– Вы знали моего отца, сэр? – смятенно спросил я.
– Ну, разумеется! Он был моим кузеном.
– Это совершенно невозможно!
– Напротив, – заявил он, – и если вы внимательно прочтете это письмо, то увидите, что я прав. – И Джон Каблук вручил мне пожелтевший лист бумаги.
– Ума не приложу, что заставляет вас оскорблять меня, сэр – воскликнул я, – но если вы не потрудитесь взять свои слова обратно, мне придется вас проучить, – и я уверенно протянул письмо обратно, но тут мне в глаза бросилась фраза: «третью дочку йоркского торговца льняными тканями».
– Постойте! – вскричал я и снова выхватил письмо из рук хозяина. – Моя мать была третьей дочерью йоркского торговца льном!
– Да неужели! – На лице Джона Каблука появилась обычная кривая ухмылка.
Письмо было написано в таверне «Старая звезда» на Стоунгейт в Йорке и адресовано Джону Каблуку. Автор сообщал, что вынужден завтракать второпях (и действительно бумагу испещряли пятна от масла и джема). Он направлялся в усадьбу Всех Надежд, но в Йорке его задержала внезапно вспыхнувшая страсть к третьей дочери торговца льняными тканями. Чаровница была описана во всех подробностях. Я успел прочесть о «легкой округлости форм», «золотисто-русых локонах» и «глазах цвета незабудок».
Если верить словам друзей, а также акварелям, которые мне довелось видеть, портрет определенно был срисован с моей матери! И даже если бы я и после этого не поверил Джону Каблуку, письмо было датировано девятнадцатым января 1778 года. Это означало, что оно написано ровно за девять месяцев до моего рождения! Внизу стояла подпись: «Твой любящий кузен Томас Перелесок».
– Такая страсть, – промолвил я, дочитав письмо, – а ведь уже на следующий день он ее бросил!
– Вы не должны его винить, – сказал Джон Каблук. – Никто не может противиться своим страстям.
– И все же, – продолжил я, – кое-что меня удивляет. Мать всегда очень расплывчато описывала своего соблазнителя (она даже не знала его имени), но в одном никогда не сомневалась – он был иностранцем.
– Ну, это легко объяснить, – отвечал Джон Каблук. – Как бы долго мы ни жили на этих островах – на много тысячелетий дольше нынешних обитателей – мы предпочитаем держаться обособленно, и гордимся, что в наших жилах течет иная кровь.
– Вы – иудеи?
– Иудеи? – переспросил он. – Разумеется, нет!
Мгновение я размышлял.
– Вы сказали, что мой отец умер?
– Увы. В тот раз после расставания с вашей матерью Том так и не добрался до моей усадьбы. Сначала его увлекли конные скачки, потом петушиные бои. Однако несколько лет спустя он снова написал: обещался посетить меня в середине лета и погостить подольше. На сей раз он успел добраться до деревни неподалеку от Карлайля, где снова пал жертвой страсти к двум молодым женщинам…
– Двум! – воскликнул я изумленно.