Дамы из Грейс-Адье и другие истории

– А я уже ответила, что согласна. Это вы меня не слушаете. Лучше посоветуйте, какую пьесу выбрать. Изабелла хочет изображать какую-то несправедливо обвиненную неземную красавицу, невиновность которой выясняется в последнем акте. Марианна вообще не соглашается участвовать, если ей не разрешат сказать что-нибудь по-итальянски. Джейн совершенно в этом не разбирается, потому лучше бы ей и вовсе не раскрывать рта, а Генриетта будет делать то, что я велю. А вот я хочу быть медведем! Таким славным умудренным жизнью говорящим мишкой! Мишкой, умеющим танцевать, – вот так! А вам придется изображать солдата или кучера – не важно, кого именно, потому что у нас есть шляпа для одного и сапоги для другого. А теперь, мистер Симонелли, говорите какую пьесу нам выбрать!

Два часа дня, декабря 10, 1811 года.

В лесу между усадьбой Крах Всех Надежд и деревней Всех Надежд

Я достал перо, чернильницу и тетрадь

– Что вы делаете? – захныкала до смерти перепуганная Дидона.

– Пишу дневник, – отвечал я

– Сейчас? – удивилась она. Бедняжка Дидона! Все время, пока я писал эти строки, она не переставала жаловаться, что скоро совсем стемнеет, а снегопад все усиливается. Действительно, снежные хлопья изрядно мешают писать и размывают буквы.

Этим утром мой неусыпный надзор за деревней принес свои плоды. Когда я стоял в церковном портике скрытый от глаз пышными зарослями плюща, на дорожке, ведущей от усадьбы Апперстон-хаус, появилась Изабелла. Резкий порыв ветра прошелся по деревне, срывая последние листья с деревьев и принося с собой первые снежные хлопья. Внезапно показалось, будто на дорожку, ведущую к церкви от господского дома, обрушилась буря из листьев и снега, и Джон Каблук был тут как тут, низко кланялся и улыбался.

В этот миг моя решимость следовать намеченному плану подверглась суровому испытанию – мог ли я оставить ее, всех их на милость Джона Каблука? Все в нем – от вкрадчивого наклона головы до того самого загадочного жеста – вселяло в мое сердце ужас, но я был нужен в другом месте. Оставалось надеяться, что доверие, которое питали ко мне барышни Газеркоул, станет им надежной защитой.

Я, не медля, направился в усадьбу Крах Всех Надежд. Стоило мне появиться на пороге комнаты, где сидела Дидона, как бедняжка вскрикнула:

– Ах, сэр, вы пришли, чтобы вызволить меня из этого ужасного места?

– Что случилось? – изумился я. – Я думал, что ты всем довольна.

– Так оно и было, сэр, пока вы не лизнули палец и не коснулись им моего глаза. Тут же я увидела все по-другому! Теперь, когда я смотрю этим глазом… – Дидона закрыла левый глаз, оставив открытым правый, – то вижу себя в золотом платье в волшебном дворце. Я укачиваю самого красивого младенца, которого мне доводилось видеть. Но если я открою другой… – теперь Дидона открыла левый глаз, – прекрасный дворец превращается в отвратительно грязную каморку, а на руках у меня – ужасный гоблинский детеныш. Но, – добавила она поспешно (заметив, что я хочу что-то сказать), – мне все равно, что тут на самом деле творится! Мне очень плохо и я хочу домой!

– Рад слышать, – ответил я. Затем предупредив женщину, чтобы слушалась меня во всем и не перечила, что бы я ни сказал, я высунул голову из комнаты и позвал Дандо.

Он тотчас явился и отвесил мне низкий поклон.

– У меня послание от твоего господина – сказал я. – Я встретил его в лесу вместе с новой невестой. Однако, как многие англичанки эта расположена покапризничать. Кто-то вбил ей в голову, что усадьба Крах Всех Надежд – ужасная дыра. Поэтому мы с твоим хозяином решили, что эта женщина, – я показал на Дидону, – должна отправиться со мной и помочь невесте твоего хозяина преодолеть страхи. Знакомое лицо непременно ее успокоит. Я остановился и всмотрелся в темные и злобные черты эльфа. В ответ он ошеломленно уставился на меня.

– Ну и чего ты дожидаешься, болван? – воскликнул я. – Делай, как велено! Развяжи кормилицу, чтобы я немедля отвел ее к твоему господину! – Затем, подражая приступам гнева, столь характерным для Джона Каблука, я принялся запугивать Дандо всем, что пришло в голову. Я грозился избить его, заковать в кандалы и запереть в темницу. Клялся, что расскажу хозяину о его возмутительном непослушании, и обещал, что ему придется до конца жизни распутывать ветки в лесу и расчесывать травы в полях – будет знать, как оскорблять и ни во что меня не ставить!

Хоть Дандо далеко не дурак, куда ему было тягаться со мной. Моя ложь оказалась настолько убедительной, что он не только принес ключ, чтобы расковать Дидону, но и изрядно утомил меня оправданиями и мольбами о прощении.