– Об этом я и толкую, – сказал Давид – Вашим детям нечем себя занять, вот они и пускаются во все тяжкие.
Давид часто укорял Тома, что тот пренебрегает отцовским долгом, чем неизменно вызывал раздражение друга, считавшего себя образцовым родителем. Он щедро обеспечивал всех своих детей и внуков, и только в исключительных случаях лишал их жизни.[7]
Удивительно, как некоторым эльфам удается справляться с этим затруднением, и немудрено, что многие эльфийские отпрыски со временем восстают против родителей. Так, Том Ветер-в-поле более семи веков был вовлечен в кровопролитную воину со своим первенцем неким принцем Риалобрэном.
– До замужества юные девушки должны вести себя смирно сказал Том. – Вы же не станете с этим спорить?
Я признаю, что юных иудейских и христианских девушек до замужества следует держать в узде. Однако в их случае между школьной партой и свадьбой проходит всего несколько лет, тогда как для фей ожидание может растянуться на века. Возможно, вам следует пересмотреть свое отношение к женскому полу? Разумно ли во всем уподобляться христианам? Вы переняли даже их манеру одеваться!
– Как и вы, – нашелся Том.
– Подражая христианам, вы подстригаете свои лохматые эльфийские брови!
– По крайней мере, они у меня есть! – парировал Том. – А где твоя борода, иудей? Разве Моисей носил седой парик? – Том пренебрежительно щелкнул Давида по макушке. – Что-то я сомневаюсь.
– Вы забыли родной язык! – воскликнул Давид, поправив аккуратный паричок.
– Как и вы, – снова возразил эльф.
На это Давид отвечал, что иудеи чтят свое прошлое, молятся на древнееврейском и пользуются родным языком в особо торжественных случаях.
– Однако речь шла о ваших дочерях и внучках. Интересно, как вы управлялись с ними в бруге?
Следует признать, замечание вышло бестактным. Ничто не могло обидеть Тома сильнее, чем напоминание о бруге. Если вы носите белоснежное белье и полуночно-синий сюртук, тщательно ухаживаете за ногтями, а волосы ваши сияют, как полированное красное дерево, короче говоря, если вы обладаете утонченными манерами и изысканным вкусом, вряд ли вам польстит упоминание о том, что первые две-три тысячи лет своей жизни вы провели в темной сырой норе. Не говоря уже о том, что в те давние времена вы наверняка носили килт из грубой неокрашенной шерсти и размокшую кроличью накидку (если вообще не щеголяли голышом).[8]
– В бруге, – Том нарочно помедлил, чтобы Давид понял, что воспитанные люди не имеют обыкновения упоминать о подобных вещах в разговоре, – эта проблема не возникала. Дети рождались и вырастали, не зная, кто их отцы. Я понятия не имею, кем был мой родитель, и никогда не стремился это выяснить.
К двум пополудни Том и Давид добрались до Ноттингемпшира[9]
– графства, с древности знаменитого своими дремучими лесами. Разумеется, в позднейшие времена лес уменьшился до сотой части былого размера, но еще были живы несколько древних деревьев. Посему Том не преминул выразить уважение тем, кого считал своими друзьями, и презрение – тем, кого недолюбливал.[10]Пока Том здоровался с деревьями, Давид забеспокоился о мистере Монктоне.
– Вы уверяли меня, что он не так уж болен, – заметил Том.
– Ничего подобного я вам не говорил! Однако, как бы то ни было, мой долг – добраться до больного как можно скорее.
– Хорошо-хорошо, чего вы так раскипятились! – сказал Том. – И куда вы направляетесь? Вот дорога!
– Мы же ехали в другом направлении!
– Вовсе нет, хотя кто знает. Впрочем, обе дороги, в конце концов, сольются в одну, поэтому не имеет значения, какую из них мы выберем.
Томова дорога вскоре обратилась узкой и неухоженной тропинкой, которая привела друзей на берег широкой реки. На другом берегу стоял одинокий городишко. За ним дорога продолжалась, и странно было видеть, как, покинув город, она расширяется, словно спешит поскорее оставить эту глухомань и добраться до более процветающих мест.
– Вот это да! А где же мост? – удивился Том.
– Кажется, его нет.
– Как же мы переберемся на ту сторону?
– Здесь паром, – отвечал Давид.
Длинная железная цепь соединяла берега. Цепь крепилась к каменным столбам. На другом берегу к цепи, при помощи двух железных скоб, была прикреплена древнего вида лодка с плоским дном. Вскоре появился такой же древний паромщик и с помощью цепи перетянул лодку через реку. Том и Давид ввели лошадей на паром и паромщик переправил их на другой берег.
Давид спросил у паромщика, как называется городок.
– Торсби, сэр, – отвечал старик.
Торсби представлял собой дюжину улиц с захудалыми домишками. Мутные окна и дырявые крыши. Забытая повозка торчала посередине центральной улицы. Вероятно, когда-то здесь располагалась рыночная площадь, но травы и колючие кустарники так заплели все вокруг, что становилось ясно – местные жители давно позабыли про ярмарки. Лишь один дом мог сойти за жилище благородного джентльмена: высокий старомодный особняк из серого известняка со множеством узких фронтонов и дымовых труб. Дом выглядел вполне респектабельно, хотя и весьма провинциально.