– …спеши, спеши, спеши, приди, приди, приди.
Туман над Гиблым холмом обратился каплями воды. Что-то зашумело под окном, но я не поняла, что это было.
Наступило долгое молчание.
– Всем известно, что королеве Титании нельзя доверять, на редкость взбалмошная и капризная особа, – наконец вздохнул доктор Фокстон.
– Может быть, ей не пришлась по вкусу ваша шляпа? – парировал мистер Шепрет, желая поддеть собеседника.
Внезапно псы взвыли, запрыгали и заметались как оглашенные. Они никак не хотели угомониться, и я в страхе забилась в угол.
– Женщина, – произнес голос, – о чем ты плачешь?
– Ах! – воскликнула я. – Ты дух?
Маленький и черненький. Волосатый. Кривенькие ножки, как ручки у кувшина. Невзрачное личико. Длинный черный хвост. Я удивилась – всем известно, что у ирландцев хвосты достигают четверти ярда, но мне еще не доводилось слышать о хвостатых эльфах.
– Ты добрый дух или злой? – спросила я.
Вертя длинным черным хвостом, гость, казалось, обдумывал вопрос.
– Не твое дело, – наконец буркнул он. Затем мотнул головой в сторону окна. – Там, на лужайке, столпились четверо упрямых старцев в нелепых потрепанных шляпах.
– Видно, они расстроены, что их заклинание не возымело силы, в отличие от моего, каковое привело тебя ко мне!
– Что мне за дело до пустых старых заклинаний? – возмутился чернявый, ковыряя в зубах чем-то похожим на старую заячью кость. – Я спрашиваю, о чем ты плачешь?
И тогда я рассказала ему свою историю, начав с пирогов (которые были премаленькие), а закончив пятью мотками пряжи.
– Буду откровенна, о дух, – промолвила я, – истинное мое призвание состоит в изучении древней истории, латыни и греческого. Мне проще взлететь, чем усесться за прялку.
Дух задумался над моей бедой.
– Ну, с прялкой-то я справлюсь, – наконец промолвил он. – Утром я буду подходить к твоему окну и забирать кудель, а вечером приносить пряжу.
– Как мне благодарить тебя за щедрость? – воскликнула я. – Впрочем, я и раньше слышала, что Чудный народец всюду творит добро и ничего не просит взамен.
– Где это ты такое слышала? – Гость почесал под мышкой. – Тебя обманули, женщина.
– Ах, может ли это быть!
Дух зыркнул на меня черненькими глазками и молвил:
– Каждый вечер я буду трижды спрашивать у тебя свое имя, и если через месяц ты не угадаешь его, то станешь моею!
– Думаю, за месяц я справлюсь.
– Думаешь, справишься? – засмеялся дух и завертел хвостом – Ответь-ка мне, как зовут этих псов.
– Ну, это нетрудно. Их зовут: Платон, Сократ и Евклид. Сэр Джон сказал мне.
– А вот и не угадала, – отвечал дух. – Одного зовут Злой, второго Злее, а третьего Самый Злой. Они сами назвали мне свои имена.
– Вот как, – удивилась я.
– Может статься, – с довольным видом заявил дух, – что ты и своего-то имени не знаешь.
– Миранда Слопер, – отвечала я, – тьфу… то есть Соурестон.
– Женщина, быть тебе моею! – рассмеялся дух и упорхнул, прихватив кудель.
Весь день в комнатке висел полумрак от листьев, что кружились за белыми стенами.
Когда сумерки снаружи уподобились полумраку внутри, дух вернулся.
– Добрый вечер! – сказала я. – Как поживаешь, о дух?
Мой чернявый знакомец насупился:
– Серединка на половинку. Болят мои старые ушки, гудят мои старые ножки…
– Ох, – вздохнула я.
– Держи свои мотки, – сказал дух. – А теперь скажи, женщина, как меня зовут?
– Ричард? – предположила я.
– Нет, не Ричард, – отвечал дух и завертел хвостом.
– Тогда, может быть, Джордж?
– Нет, не Джордж. – И мой чернявый знакомец завертел хвостом еще пуще.
– Неужели Никодимус? – не сдавалась я.
– Вот и не угадала, – молвил дух и был таков.
Как ни удивительно, но шагов сэра Джона я не слышала, только заметила среди мелькающих теней на стене его длинную тень. Увидав пять мотков пряжи, сэр Джон был потрясен до глубины души.
Каждое утро муж приносил мне кудель и еду. Собаки радовались хозяину, но разве можно сравнить их оживление с тем восторгом, с коим встречали они моего чудесного спасителя! Псы ластились и обнюхивали его, словно дух источал нежнейший аромат роз. Я перебирала в уме все имена, какие знала, но не могла угадать искомое. Каждый вечер мой чернявый знакомец приносил мотки и каждый вечер придвигался все ближе и все радостнее вертел хвостом.
– Женщина, – смеялся он, – быть тебе моею!
И каждый вечер сэр Джон забирал пряжу, чтобы на следующий вечер снова поразиться моим успехам, ибо он знал, что три злобных сторожа не пустят ко мне никого из людей, кроме своего хозяина.
Однажды, когда месяц подходил к концу, я выглянула в окно и увидела слуг, которые с печальными лицами покидали Пайперс-Холл. Средь толпы я заметила светлую головку Дафны. Девушка заливалась слезами.
Ученые мужи, сидевшие под буком, казалось, были удивлены не меньше моего.
– Сэр Джон! – воскликнул мистер Обри. – Куда уходят слуги? Кто будет ухаживать за леди Соурестон?
(Сэр Джон говорил всем, что я больна.)