– Буду через минуту. – Он сорвался с места. Она проводила его грустным взглядом. Красивый молодой мальчик. Как и ее сын. Воспоминания о сыне было особенно тягостными. Конечно, его обо всем предупредили. Он обязан рассказывать всем, что его мать работает в закрытом научно-исследовательском институте. Но это все равно большой риск. Вольно или невольно она втянула и своего мальчика в эту непростую операцию. Ведь Елизавета Алексеевна помнила ее сына, и нельзя было подставлять вместо реального мальчика чужого агента. У Добронравовой даже где-то хранились их совместные фотографии.
Марина уже повернулась, чтобы войти во двор, когда увидела выходившего из арки человека средних лет с той стертой внешностью, какая обычно бывает у агентов, ведущих наружное наблюдение.
– Добрый вечер, Марина Владимировна, – вполголоса сказал агент, – идите домой. Не задерживайтесь на улице.
– Почему? – не поняла она.
– Ваш молодой ухажер путает нам все карты. Ему сейчас объяснят, чтобы он здесь не появлялся.
– Как это объяснят?
Агент взглянул на нее и отвел глаза. Она нахмурилась.
– Вы хотите его ликвидировать?
– Ну что вы? – изумился агент. – У него отец известный дипломат. Мы давно не прибегаем к подобным методам. Идите домой. Его просто немного поучат.
– Идиот! – Она оттолкнула агента обеими руками и, повернувшись, побежала к булочной. Бежать на каблуках было неудобно, и она скинула обувь, отбросив дорогие туфли в сторону. За поворотом у стены стоял Андрей, а два здоровяка методично и жестоко избивали его. Он пытался защищаться, как-то отбиться, но против профессиональных громил был бессилен. Его жалкие попытки отбиться только раззадоривали нападавших. Один из них сильно ударил Андрея в нос, и у того пошла кровь, капая на тротуар.
– Хулиганы! – закричала какая-то старушка.
– Негодяи, – Марина бросилась на одного из нападавших. Тот явно не ожидал нападения: резкий удар сумкой в лицо, второй удар в пах. Он согнулся от боли. Второй обернулся с лицом, перекошенным от ярости, и… замер, очевидно, узнал Марину. Он схватил своего напарника и, уже не обращая внимания на его стоны, потащил куда-то в сторону.
Марина достала носовой платок, подошла к Андрею.
– Ваш хлеб, – сказал он, улыбаясь разбитыми губами и протягивая ей хлеб, который он прятал от нападавших. Это растрогало ее до слез.
– Спасибо, – сказала она, протягивая ему носовой платок, – у тебя кровь идет из носа.
– Ничего, – он достал свой платок, – говорят, что это даже полезно.
– Посмотри, в каком ты виде, – вздохнула она, словно перед ней стояло ее собственное дитя, – пошли со мной. Сегодня ты вел себя как благородный рыцарь, спасая мой хлеб. А почему они на тебя напали? – лицемерно спросила она, прекрасно понимая, кто и почему напал на Андрея.
– Не знаю, – искренне удивился он. – Я заметил их еще в булочной. Они всех задирали, задели молодую женщину. Я сделал им замечание. Ну вот они и решили… а ведь, кажется, не были даже пьяны.
– Пошли, уже поздно, – подтолкнула она его к дому.
– Вы здорово деретесь, – сказал он с восхищением, – я от вас такого не ожидал… А почему другой так вас испугался?
– Наверно, понял, что я выцарапаю ему глаза, – пошутила Марина, – идем быстрее, уже поздно. У тебя вся рубашка в крови.
Когда они наконец поднялись в квартиру, она провела его в комнату, достала из аптечки вату, бинты, йод.
– На куртке только одна капля крови, – сказала она, внимательно осматривая парня, – это можно убрать. Не так заметно. А вот рубашка у тебя вся в крови. Снимай, – приказала она, – я брошу ее в стиральную машину. Но тебе придется два часа провести здесь.
Он улыбнулся. Кажется, ситуация ему нравилась.
– А брюки снимать? – пошутил он разбитым ртом. – У меня, кажется, несколько капель попало на джинсы.
– Ничего, – деловито сказала она, – дома постираешь. Сиди смирно и не дергайся.
От его одежды даже пахло сыном. Она помнила запах сына, запах единственного мужчины, который столько лет был с ней рядом. Его отца она помнила все время, но он был словно фантом, когда-то возникший в ее жизни, а затем исчезнувший навсегда. Несколько друзей, которые появлялись потом, не занимали и одной десятой ее души, отданной навсегда сыну. Даже Сергей Кочегин, с которым она встречалась последние годы, и тот не шел в счет.
Она ездила с сыном на всевозможные курорты, устраивала его в лучшие школы, покупала ему лучшие книги. Мальчик рос наблюдательным и любознательным.
Иногда он спрашивал про своего отца, и она рассказывала, что отец погиб много лет назад, еще до его рождения. Став старше, он требовал его фотографий, и она, найдя наконец карточку малоизвестного французского актера тридцатых годов, выставила ее в серванте. Это было смешно и глупо, но ничего другого она придумать не могла.