Когда Хьюго одобрительно похлопал меня по руке, толпа расступилась, и ещё до того, как материализовался Отец, я услышала постукивание его трости. Он получил известие о том, что происходит, и был в ярости. Вокруг него всегда возникала шумиха, люди следовали за ним по пятам, искали его благосклонности, как будто он был королём. Он сразу же сосредоточился на Хьюго, грозя ему всевозможными страшными карами, включая Белый Лес. Весь цирк затих, труппа смотрела на меня. Я не знала точно, что случилось с Курио, но чувствовала, что причиной этому была я. И я не хотела, чтобы Отец обрёк Хьюго на ту же участь.
– Я хочу этим заниматься! – заявила я и выступила вперёд перед Хьюго, заслоняя его. – Я тебе не кукла!
– Ты слишком слабая. – Его лицо начало меняться, внешний глянец уступал место настоящему облику.
– Пусть она попробует, Альтаказр, – сказал Хьюго, вытирая руки об одежду. Он храбрился, даже назвал Отца его настоящим именем. Остальные низко опустили головы в надежде, что гнев Отца не перекинется на них после того, как он покончит с Хьюго. – Я готов за неё отвечать. Заодно она не будет мозолить глаза – вам и Эсме.
Эти слова больно ударили:
– Позволь мне учиться. Пожалуйста, – попросила я. То, что со мной обращались как с проблемой, за которой нужно присматривать, очень меня обижало, но я собиралась доказать, что все они ошибаются.
К моему огромному облегчению, милый Хьюго остался в целости и сохранности, и Отец вернулся к себе в кабинет, прокричав напоследок моему ловитору:
– Если с ней что-то случится, у тебя не останется ни рук, ни ног, чтобы качаться на трапеции. Понял меня?
– Да, господин.
И видно было, что Хьюго по-настоящему испуган.
9 мая 1925 года
За несколько недель я стала сильнее. На моих руках, прежде худеньких, кожа да кости, появились красивые изгибы мышц.
Помимо изменений в теле я чувствовала, что наконец-то обрела своё место в цирке. Хьюго и Мишель, ещё один воздушный гимнаст, взяли меня под крыло, даже звали с собой играть в крокет в садах, когда мы не тренировались. До этого момента я не понимала, каким изгоем была в собственном доме. Умершая мать, отстранённый отец, сестра, которая меня ненавидела, – больше у меня никого не было, и потому Хьюго и Мишель быстро сделались моей семьёй. С учётом особенностей нашего номера я обнаружила, что стала доверять им, а они – мне.
Проведя несколько недель взаперти в своей комнате, Эсме появилась снова и принялась наблюдать, уперев руки в боки, как я упражняюсь. Отдых, похоже, помог ей восстановиться. Её блестящие чёрные волосы снова были подстрижены до подбородка, её кожа снова сияла, а яркие голубые глаза пристально следили за каждой связкой, которую отрабатывали мы с Хьюго. Её заметно поразило, что наша немногочисленная цирковая публика мне аплодировала.
Позже я набралась храбрости, чтобы попробовать постучаться в её дверь. Вытерев потные ладони о юбку, я стукнула в деревянную створку. Эсме слегка приоткрыла дверь, но перегородила проход рукой, рукава её пурпурного кимоно резко развернулись передо мной, будто щит.
– Что тебе нужно?
– Я слышала, ты не хочешь со мной говорить. – Моё лицо лихорадочно горело. Но слова сорвались с губ, и я прижала руку к горлу, ожидая её реакции.
– Ты всё верно слышала. – Она склонила голову набок.
Я так растерялась, что не сразу нашлась с ответом. Я готовилась к тому, что она будет кричать на меня, может быть, даже ударит, но она смотрела на меня с вызовом, не показывая при этом никаких эмоций.
– Я… Мне так жаль. Я никогда бы не подумала, что он отправит тебя в Белый Лес. – Я расплакалась. – Я не знала.
– Ты знала, что он накажет меня. – Она повысила голос, в нём по-прежнему звучало обвинение. – Ты этого хотела.
Я заколебалась. Она угадала. Я предполагала – надеялась, что Отец оставит её дома в субботу. Детское наказание, желание ребёнка. Стыд заставил меня опустить голову.
Эсме рассмеялась – вернее, издала жалящий ядовитый смешок.
–
– Я так устала от твоих вечных замечаний, придирок и колкостей, но… – Я не смогла закончить фразу, задрожала и хлюпнула носом, а в довершение всего вытерла слёзы о платье. – Мне ужасно жаль. Пожалуйста, поверь мне.
Она вздохнула и выглянула в коридор, как будто за разговор со мной ей пришлось бы дорого заплатить. Белый Лес изменил её. На первый взгляд мне показалось, что она вернулась к своему обычному состоянию, но вблизи было видно, что она истончилась, сделалась меньше, костлявее. Та Эсме, что стояла сейчас передо мной, была твёрдой и пустотелой, оболочкой моей сестры. Ненастоящей.