Подробно об изумлении, но уж точно немногословно о горе. Представьте дровосека, стоящего с топором в руке перед лесом. Вот сейчас он шагнет вперед. А теперь представьте первый ряд деревьев, вцепившихся корнями в землю, беспомощных перед грядущим.
Ручеек у корней не забурлит. Теплые солнечные лучи на листьях не полыхнут ослепительным пламенем. Размеренный спокойный мир не изменится. Ничего не поделаешь. Дровосек размеренно и равнодушно машет сверкающим топором и не слышит хора протестующих криков.
Бесполезная фантазия? Для кого-то, даже для многих, именно так. Но знайте вот что: сочувствие – не игра.
Повернем время вспять. Начинает смеркаться, хотя пока еще достаточно светло. Одинокий всадник выезжает на гребень холма над горняцким лагерем. Здесь, наверху, еще светит солнце. Золотистая пыль и не думает оседать. В темной яме внизу снуют туда-сюда люди.
Наконец, его заметили. На тропу поднимается старик. Посыльный спешит к главному зданию, примостившемуся на холме отработанной породы.
Начинается.
– Еще один гость? Явился за мальчиком? Да что такого особенного в этом проклятом мальчишке? – Горлас Видикас не ждал ответа на свои вопросы, тем более что гонец, посланный горным мастером, и не мог много объяснить. Горлас Видикас поднялся, завернулся в плащ, взял перчатки из тонкой оленьей кожи и вышел. Его ждет удовольствие убить еще одного дурака? Хорошо бы.
Это будет старый надутый ублюдок Колл? Это было бы идеально; и кто знает, возможно, призрак госпожи Симтал воспрянет при последнем вздохе Колла и взвоет с восторгом от этого идеального мщения, от долгожданного завершения низкого предательства на ее последнем празднестве. Разумеется, этим должны бы заниматься Тюрбан Орр и, пожалуй, Шардан Лим, но Горлас отнюдь не против был бы получить нежданную награду за убийство хотя бы двух старых заговорщиков.
Смерть Колла еще и освободит место в Совете. От этой мысли Горлас улыбнулся, поднимаясь по деревянным ступенькам к месту, где гребень холма изгибался – прямо над главным зданием. Скромный Вклад предложит и собственную награду, рядом с которой благодарность Ханута и Шардана покажется нищенской милостыней. Перед Горласом вдруг возник странный образ: полдюжины нищих – попрошаек или похуже – собрались в каком-то заброшенном здании и, сидя на сырой земле, делят жалкую краюху грубого хлеба и заплесневелую головку сыра. И Горлас, присутствуя неким невидимым призраком, почувствовал, что круг нищих… неполон.
Кого-то не хватает. Кого?
Он встряхнулся, прогоняя видение, и увидел, что остановился перед площадкой и держится рукой за перила. В последний момент, перед тем как видение окончательно растаяло, он словно уловил какую-то вспышку: труп, качающийся под толстым суком, лицо повернулось к Горласу – и пропало.
Во рту у Горласа пересохло. Неужели какой-то бог или дух послал ему это видение? Если и так, то вышло очень неудачно, потому что Горлас ничего понять не мог.
Он натянул перчатки и продолжил восхождение, выйдя под благословенные лучи солнца; здесь все было окрашено золотом. Да, все богатство мира – здесь, под рукой. Ему никогда не понять бедных, их тупость, лень, отсутствие амбиций. Так много у них под носом – они что, не замечают? Как же смеют они ворчать, жаловаться и бросать на него мрачные взгляды, когда он идет и берет, что может? Пусть убираются с дороги, пусть падают. Он пойдет туда, куда хочет, и если понадобится отпихнуть их прочь или сокрушить – да будет так.