Дань псам. Том 2

Девятилетний Канц любил дразнить сестру, у которой был бешеный темперамент – так мама всегда говорила, собирая черепки разбитой посуды и кусочки овощей по полу; а больше всего ему нравилось тыкать сестре в ребра, подобравшись сзади, – а она оборачивалась, глаза сверкали яростью и ненавистью, и он бросался бежать, а она – по пятам, в коридор, бегом по лестнице, вверх-вниз и кругом, и он удирал, слыша ее визг.

Вниз и кругом, и вниз и…

…и он летел по воздуху. Оступился, рука махнула мимо перил – и пол понесся навстречу.

«Вы двое поубиваете друг друга!» – всегда говорила мама. Несносимо! – это слово она всегда повторяла…

Он ударился о пол. Игры кончены.

Бешеный темперамент сестры с того вечера пропал и больше не возвращался. А мама никогда больше не произносила слово «несносимо». Конечно, ей и в голову бы не пришло, что слово исчезло из ее головы, потому что ее маленький сын забрал его с собой – это было последнее, что он подумал. Забрал, как малыш куклу или одеяло. Чтобы не так страшно было в новом темном мире.

Бенук Филл сидел и смотрел на чахнущую мать. Какой-то рак разъедал ее изнутри. Она перестала разговаривать и больше не хотела ничего; она напоминала мешок с хворостом, когда он переносил ее в корыто, чтобы смыть всю гадость, что вытекала из нее днем и ночью. Улыбка матери, так много говорившая ему о ее любви и о стыде за то, какой она стала – за растерянное достоинство, – превратилась во что-то иное: раскрытый рот, высохшие и ввалившиеся губы, хриплое с присвистом дыхание. Если это улыбка, то мать улыбается самой смерти; это просто невыносимо: видеть и понимать, что это означает.

Осталось недолго. И Бенук не знал, что будет делать. Мама дала ему жизнь. Кормила его, обнимала, дарила тепло. Она дала слова, по которым нужно жить, дала правила – как строить жизнь, как строить себя. Она не была очень мудрой, даже не слишком умной. Обычная женщина, которая усердно трудилась, чтобы заработать на жизнь; и работала еще усерднее, когда папа отправился воевать в Крепь и там, наверное, погиб, хотя точно они так и не узнали. Он просто не вернулся.

Бенук сидел, заламывая руки, и прислушивался к дыханию матери; если бы он мог, он отдал бы свое дыхание ей, наполнил ее, чтобы она смогла отдохнуть, чтобы дать ей хотя бы краткий миг без страдания, миг без боли перед тем, как она уйдет…