Данэя (СИ)

– Тщательно проанализировал то, что отстаивали мы, и – что предлагают восстановить они: я имел возможность убедиться в правильности их понимания человеческой сущности.

– Ну, ну, продолжай! Я внимательно тебя слушаю.

– Понял, что многое из того, о чем они говорят, необходимо – мне самому: потому что без этого жить невозможно.

– Что, например?

– Например – то, что они называют любовью, и над чем мы смеялись.

– Прости за слишком откровенный вопрос: к этому причастна Рита?

– Невольно: после моей выходки с Лейли я не видел её. Но я имел возможность продумать всё, что слышал от нее, и сопоставить с тем, что чувствовал сам.

– Это временная слабость, мой милый. Надо сколько-то подождать, и ты снова обретешь уверенность в нашей правоте и силы для дальнейшей борьбы. Открытая схватка приближается, хочет ли сейчас это сам Дан или нет: те, кто слушают его, своими действиями дают нам эту возможность. Мне до сих пор приходилось лишь сдерживать тебя – скоро не придется это делать.

– Не придется, – откликнулся Милан.

– Безусловно, – продолжал Йорг, сделав вид, что не заметил его тон. – Жаль, всё-таки, что тебе ничего не удалось сделать с Лейли. Но случай с этим спасателем был для нас более удобен. Слишком некстати только его вызвали в Космос: мы не смогли воспользоваться судом над ним раньше, чем она родила. А они продолжают действовать. Ты в курсе?

– В курсе чего?

– Сегодня их очередная демонстрация по всемирной трансляции. Ещё одни похороны – пока им больше нечего показывать: их героя-великомученика, бывшего главного редактора “Новостей” Марка, который оберегал когда-то под своим крылышком Лала. Жертва не наших злостных происков, а собственных нелепых взглядов: категорически отказался от пересадки сердца и умер от инфаркта. Кстати, уже должны начать, – он включил экран.

Большая поляна в горах, с которой транслировали уже прежде похороны – младшего сына Дана. Отрытая могила рядом с другой, ребенка. Садятся в отдалении один за одним ракетопланы. Появляется процессия, медленно идущая к могиле. На плечах у идущих впереди – гроб с Марком.

У открытого гроба они: Дан и Эя, Ева и космический спасатель №1 Ли, Лейли с ребенком на руках и Лал Младший, плачущая дочь Дана, трое юношей-универсантов, несколько журналистов из “Новостей” – коллег Марка. И ещё – Поль и Рита. Рита! Милан впился взглядом, неотрывно смотрел на нее: Йорг презрительно усмехнулся про себя.

– Значит, они собрались тут почти все. Не хватает только этого спасателя, которого ждет суд.

– Нет: не только. Там не хватает и меня.

– Это – уже слишком! – Йорг выключил экран и повернулся к Милану. Ноздри его раздувались, но он молчал: казалось, не мог сразу найти нужных слов.

– Я хочу, чтобы ты объяснил мне всё, что с тобой происходит! – наконец сказал он.

– Именно для этого я и пришел к тебе.

... – И тебе не кажется, что готов встать на их сторону только для того, чтобы заслужить её прощение?

– Нет. Но и это – тоже: я не стыжусь. Есть вещи, которые, оказывается, необходимы. Жизненно. Я уже говорил.

– Любовь?

– Да! Потому что она делает жизнь полной.

– И ради этого ты готов отречься от всего?

– От чего?

– От науки и её чистых, высоких радостей?

– А это не всё. Это лишь одна из сторон нашей жизни. Она ни в коей мере не противоречит тому, к чему я пришел: личное счастье и творческое гармонично дополнят друг друга. И я отрекаюсь только от того, что кажется мне противоестественным и потому недопустимым: нашего обесчеловечивания – как можно иначе назвать то, что мы делаем с неполноценными?

– Ты заговорил, как Дан – или сам Лал.

– Я прочел все его главные произведения: чтобы понять, что они хотят. Это страшная правда для нас всех: Лал первым понял её. Факты, которые мне известны, лишь подтверждают эту правду.

– Ты понимаешь, что может тебя ожидать? Тебе не будет места в нашей среде: никто из тех, кто занимается наукой, которой ты посвятил себя, не станет иметь с тобой дело. Они объявят тебе свой бойкот.

– Я знаю. Но уже – не могу иначе. И если Рита не простит меня, я всё равно не вернусь к вам. Не в ней одной теперь дело.

– А знаешь, как назовут твой поступок? Предательством!

– Пусть называют – те, кто не захочет понять правду, которую я действительно не могу предать.

– Но как можешь – ты? Ты – Милан? Не знавший ни страха, ни сомнений. Единственный, кому я решился раскрыть до конца всё, что показалось бы чуть ли не кощунством слишком многим, у кого не хватает сил смело выслушать трезвые веления разума, и что – поэтому – незачем знать всем.

– И дал мне возможность этим до конца понять то, что я защищал вместе с тобой. В благодарность за это я никогда не воспользуюсь твоей откровенностью, когда буду уже не в ваших рядах: ты ведь этого боишься. Тех твоих слов никто не услышит от меня. Я хотел бы даже забыть их.

– Забыть?

– Да! Если признать правдой то, что ты сказал, людям следует как можно скорей превратиться в киборгов. Так: по-моему, мы уже всё сказали друг другу. Пора прощаться.