Данэя

— Это причина, слишком веская для всех. А теперь появляется еще одна: гипераппарат Экспресса нужен для другого — как антенна для приема повторных сигналов Тех. По крайней мере, пока не удастся расшифровать Их послание.

Оно, действительно, никак не поддавалось расшифровке. Работали самые совершенные и мощные суперкомпьтеры, но — ничего не получалось: запись была настолько сверхкомпактной, что ее не удавалось разделить на отдельные элементы. В интенсивных поисках способа ее разделения принимал участие и Дан.

— Я убедил тебя, учитель?

— Нет, Арг. Нам рано устанавливать постоянный Контакт с Теми: нас не должны увидеть в таком облике — высокоинтеллектуальных зверей.

Позиция, занятая Аргом, встревожила Дана. Неужели в числе противников окажутся его ученики? Грустно, если придется пройти через это.

Видя, как потемнело лицо Дана, Лия попыталась перевести разговор на другое:

— Эя, ты ведь еще что-то хотела нам рассказать?

И Эя снова стала рассказывать: о том, как росли Дети. Все опять внимательно слушали. Особенно Лейли — несмотря на то, что уже слышала это: слушала с волнением и потому — не замечала, как трудно говорить Эе.

…Никто из присутствовавших не поддержал Дана, зато многие своим видом показывали, что согласны с Аргом. Даже Лия промолчала. Эя ясно ощутила, насколько же трудно приходилось Лалу, вынужденному молчать страшное число лет. Их хоть слушают!

Дан погрузился в свои мысли. Нелегко, ох как нелегко приходится! Еще ни разу никто здесь не выразил сочувствия, согласия с тем, что говорят он и Эя о неполноценных. Всегда только почтительно молчат. Сегодня ему впервые возразили: он не ожидал, что это сделает его же ученик.

Рита вначале внимательно, как и все, слушала Эю. Многое из того, что она говорила, Рита уже слышала от Лейли, но в изложении Эи то же самое нередко звучало иначе: Лейли упустила целый ряд подробностей, не поняв — и потому не запомнив их. Но потом взгляд Риты случайно упал на Дана, и она перестала слушать.

Величайший ученый и герой, замысливший теперь многое перевернуть на Земле, сидел, о чем-то глубоко задумавшись; брови его были сдвинуты. О чем же он думает? Рита старалась что-то угадать по его лицу. Оно то становилось сурово-спокойным, то снова напряженно хмурым, и губы крепко сжимались. И вдруг в глазах его мелькнуло выражение острой внутренней боли.

Он только что поднял голову, глядя на рыбок, чтобы немного отвлечься: в аквариуме, который проходил медленно мимо него, были меченосцы, скалярии и гурами. Странный подбор для такого кафе: чистое любительство, которое он когда-то допускал для себя, в своем блоке. И сразу вспомнил: «Рыбок тоже жалко!» Рассказать бы им — про Ромашку! Но он не мог: при этом нужно было бы сказать все и о себе, о том состоянии, в котором тогда находился — здесь сейчас об этом ему говорить трудно. Рита увидела, как снова потемнели его глаза.

Дан почувствовал, что кто-то пристально смотрит на него. Взял себя в руки. Поднял голову и глянул ей прямо в глаза. А, это исполнительница роли Герд, полоумной, которая оказывается сестрой Бранда — ему об этом говорит Фогт; вместе с ней Бранд гибнет в снежной лавине в конце пьесы. В глазах молодой актрисы любопытство и какое-то скрытое смятение. Он неожиданно улыбнулся ей.

…Беззвучный сигнал вызова, переданный радиобраслетом на запястье легкими ударами, на мгновение отвлек Лейли, жадно слушавшую Эю. Чтобы не мешать, она вставила в ухо микронаушник, приставила ларингофон.

— Замечательный вечер, Лейли! Это я, — раздался голос Лала. — Извини: я задерживаюсь с друзьями.

— Ничего, дорогой: я тоже не скоро буду дома. Ты не торопись.

— Я прилечу сразу же, как освобожусь.

— Но я в Звездограде.

— А! Где?

— В кафе «Аквариум».

— Там почти каждый вечер Отец и Мама.

— Они и сейчас здесь. Я с ними — встретились сегодня на студии, потом прилетели сюда. У нас длинный разговор. Освобожусь нескоро.

— Ты просигналь мне, когда будешь уходить. Хорошо?

— Зачем?

— Ну, пожалуйста!

— Хорошо, родной. Пока!

Она опять стала слушать Эю, которая несколько раз бросала взгляд на нее, когда она говорила с Лалом. Вероятно, догадывалась, что это Сын.

Она говорила уже давно. Все, кто был в кафе, спросив разрешение, садились поближе и слушали. Слушали о вещах удивительных, необычных — это было прочно позабытое то, что когда-то было известно всем на Земле.

Группа универсантов ужинала в холле общежития. На столе перед ними стояли кувшины с молоком, лежали на блюде ржаные лепешки и сухое печенье.

Лал сидел в середине. Сегодня весь вечер его опять расспрашивали о полете, о Земле-2. Изображение ее полушарий украшало их одежду, состоящую из одинаковых черных свитеров и белых жилетов.

— Там у нас… — этой фразой Лал начинал каждый очередной рассказ о своей родной планете. Они слушали широко раскрыв глаза: вот это да!

Они еще не всегда понимали друг друга. Ребята не очень представляли его жизнь с родителями, он — как они могут даже совсем не иметь их. Он пытался понять их образ жизни, раньше знакомый ему только со слов Отца.