Спасателю Ги было страшно смотреть на объекты тех экспериментов. Генетики, проводящие их, тоже не испытывают удовольствие от вида подопытных — но они знают, ради чего это все делается. Знают и берут на себя то, что видят: не показывают это тем, ради кого это делается. Они — тоже спасатели. Об этом подсудимый Ги не думал. И трудно винить в этом его одного.
Моральную ответственность вместе с ним, и даже в большей степени, чем он сам, несут те, кто распространяет взгляды Лала, основанные на атавистических представлениях о природе человека. Они — забывают о главных целях, о высшем смысле существования людей: все более глубоком познании природы и превращении себя в силу, своей организующей деятельностью противостоящей энтропии. Человек все дальше и дальше уходит из состояния, из которого вышел. Это предъявляет к нему и все более высокие требования.
И тут природа ставит естественный придел. Часть людей — к счастью, небольшая — оказывается не способной, не годной к современному труду, превращается в паразитов, живущих трудом других. И есть высшая справедливость в сложившемся рациональном использовании их в целях всего человечества. Каждому свое — другого не дано!
— Руководствуясь разумом, а не ложными эмоциями, мы должны окончательно понять это. И положить конец тому разрушительному процессу, который возникает сейчас.
Я хочу, чтобы, в первую очередь, это понял академик Дан: его прямой долг не употреблять во зло тот высокий авторитет, которым он пользуется как величайший ученый Земли, освободитель человечества от страшного кризиса! — последние слова ему было произносить трудно: он сразу поймал на себе пристальный взгляд.
Милан смотрел на него, и губы его кривила презрительная усмешка: «Ты ведь говоришь совсем не то, что думаешь!» Но Йорг, глядя ему прямо в глаза, продолжал:
— Его прямая обязанность поэтому — прекратить попытки вернуть то, что безвозвратно отжило, что лишь мешает людям, человечеству в целом, двигаться вперед: к новым успехам науки, ко все более полному господству над природой. Его открытие дало новые возможности на этом пути: поставило на повестку дня и сделало возможным решение грандиозных задач, требующих для этого не меньшего напряжения всех абсолютно сил, чем в период ушедшего кризиса.
Милан продолжал буравить Йорга взглядом, но постепенно усмешка гасла на его губах: Йорг, продолжая говорить, не отводил глаза. Милан понял, что тот готов на всё, и невольное уважение к несгибаемой силе его натуры, которое он всегда раньше испытывал, вновь возникло в нем — несмотря на то, что Йорг теперь был и оставался врагом.
— И в этих условиях мы тем более не можем отказываться от сложившегося использования тех, кто не способен трудиться: этот отказ лишь опять превратит их в чисто паразитический придаток человечества. Можем ли мы себе это позволить? Нет! Никогда: ни сейчас, ни после.
Человечество должно отчетливо себе представить опасность, которую несут ему идеи Лала, требующие возврат к прошлому. Пока не поздно! Всякие попытки их осуществления должны быть отвергнуты и признаны недопустимыми. Нарушившие сложившийся порядок, законы и обычаи — признаны виновными.
И именно с этой точки зрения мы требуем применения к подсудимому самого сурового наказания: всемирного бойкота!
66
Двухчасовой перерыв для еды и отдыха.
Слово получает главный свидетель защиты — Дан. Он взошел на возвышение, — и сразу же на огромном экране загорелся портрет Лала. В зале воцарилась тишина.
— Главный свидетель обвинения только что сказал, что мой долг прекратить попытки вернуть то, что безвозвратно отжило, и не мешать человечеству двигаться вперед. Куда? К новым успехам науки, к увеличивающемуся господству над природой. И только!
Но — разве этого мало? Разве это — не все, в чем видится смысл существования человечества?
Да: мало; да — не все! Почему лишь научные открытия, проникновение в тайны природы — вне самого человека, забывая о его собственной природе?
И разве человечество двигается вперед? Оглянитесь на всю прежнюю историю, и вы увидите — что первым разглядел и мучительно осознал Лал: кризис искривил наш путь — произошел чудовищный зигзаг развития человеческого общества, которое продолжало лишь казаться неизменным. Мы ушли далеко в сторону от пути вперед, по которому шли с той поры, как на Земле исчезли социальное неравенство и несправедливость — когда человечество уверенно двинулось к неизменно светлым горизонтам будущего.
Кризис явился неожиданным: человечество совершенно не было готово к нему. Он казался неестественным: временная трудность, которую можно преодолеть — для этого надо лишь напрячься. А ничего не выходило. Потому что в нем не было ничего неестественного: накопленный гигантский материал научных открытий требовал не только пересмотра множества фундаментальных понятий, но и времени для вживания в новые представления.