В парилке было жарко — пожалуй, более чем обычно. Мысль Лала заскользила по цепочке. Жара. Экватор. Африка. Негры. Потом: негры-рабы. Америка, южные штаты. Дядя Том! Стоп!!!
«Хижина дяди Тома» американской писательницы-аболиционистки Гарриет Бичер-Стоу. Книга, невероятно потрясшая его в детстве. Так! С нее он и начнет. В ней есть все: рабство, насилие, торговля людьми, — и материнская любовь.
Он спросил Дана и Эю, помнят ли они эту книгу, входившую в программу гимназии, когда они, закутавшись в простыни, уселись на диванах.
— Еще да, — ответила Эя, — но уже лишь в общих чертах.
Дан только покачал головой: помнил, что была такая книга, но содержание — увы! — уже забыл начисто.
— Хотите, напомню, о чем она?
— Для чего?
— Чтобы выполнить вчерашнее обещание.
— А-а! Давай.
Лал перебрал каталог. Пожалуй, сейчас лучше всего подойдет вот этот фильм — еще ХХ века, цветной, но еще плоский: зато в нем много американо-негритянской музыки, прекрасная постановка и актерский состав. На три с половиной часа.
Так что ему было не до сна. Смотрел — и сам фильм и как они воспринимают. И радовался их реакции, их негодованию, слезам Эи. Пел беззвучно вместе с черными рабами их псалм: «Джерихон, Джерихон!». Он видел, что дело сделано: теперь они сами зададут вопросы, и он скажет все, что думает.
— Как можно — лишать свободы совершенно полноценных людей! — с возмущением сказала Эя вскоре после того, как экран погас. Дан молчал.
Лал усмехнулся: и это все? Он ожидал большего!
— А их не считали полноценными. Их привозили из Африки: она была отсталой по сравнению с Европой, откуда пришли белые американцы.
— Но ведь Джордж Гаррис способней и грамотней своего хозяина!
— Он для хозяина полунегр: неполноценный человек. Белый хозяин в этом нисколько не сомневается.
— Но это же неправильно! Несправедливо! Как только они могли терпеть!
— Не все же: ты видела.
— Да: бежали. В Канаду.
— Хорошо хоть, что у них, все-таки, было куда бежать, — вдруг заговорил Дан. — Вот Эя думает, как это могло тогда быть. А я о том, почему подобное возможно и в наше время. Так же думаешь и ты, Лал, и именно это все время не договариваешь. Так?
— Да. — Так сразу?!!! Неужели?! — Дан…
— Потом! Пир не отменяется. Быстро одеваться!
— Дан, я совершенно не поняла тебя. Что ты имел в виду?
— То, что существует! Неравноправие. То, что существуем мы, полноценные, интеллектуалы — и они, неполноценные. Одного из которых умертвили, чтобы я мог сейчас жить.
— Но это же совсем другое дело. Они ведь — действительно — неполноценные.
— Почему?
— Потому, что такими родились.
— Ты так думаешь?
— Конечно! Они появляются на свет так же, как мы. Отбраковывают только совершенно неспособных детей.
— Не способных к чему?
— К интенсивному интеллектуальному труду.
— Но может быть, они способны к какому-то другому труду?
— А кому он нужен? Есть машины: автоматы и роботы.
— Так почему бы им не делать даже многое из того, что делают автоматы?
— Но что из того? Они же, все равно, будут делать не то, что мы. Значит — автоматически — не будут равны нам: не будут полноценными членами нашего общества.
— Они смогут чувствовать себя полноценными среди себе подобных.
— Да именно так ведь — сейчас и есть. Противоречие снято? Лал! Как ты считаешь?
— К сожалению, внешне ты в чем-то права, — ответил Лал.
— Внешне? В чем-то? И даже: к сожалению?
— Да.
— Но почему?
— Неполноценные не должны быть тем, чем их сделали мы, интеллектуалы.
— Почему вы оба так считаете? Я не согласна с вами!
— Ну, хорошо: скажи, много ты общалась с неполноценными?
— Я? Мало. В основном, когда еще была совсем маленькой.
— Начнем с этого. Ты говорила, что любила свою няню.
— Думаю, не я одна.
— Ты помнишь, что о нянях говорила Ева?
— Да. Что они тоже специалисты, несмотря на отсутствие полного образования.
— Ты не согласна с тем, что для выполнения их работы, важность и значение которой сомнений не вызывают, полное образование не является абсолютно необходимым?
— Что ж: может быть. Ева, конечно, в этом компетентна. Тем более что люди в таком деле наверняка лучше самого совершенного робота. Но это — лишь часть вопроса.
— С другими группами их ты общалась? С гуриями, хотя бы.
— Ну…
— Что ты думаешь о них?
— То же, что и все. Что с их помощью легко снимаются мелкие временные проблемы удовлетворения сексуальной потребности.
— Прости за слишком интимный вопрос: как это происходило у тебя? Можешь ответить, только если хочешь. Правда, считаю, что нам стоит снять для себя запрет касаться этой темы.
— Я тоже: поэтому отвечу. Ну, во-первых, как у всех — дефлорация. А потом — когда внезапно приходило желание, и было жаль времени на устройство нормального контакта. Или когда не могла заснуть и начинала об этом думать. Иногда — для ознакомления с неизвестным способом или из-за желания испытать что-то очень острое. Вас не коробит?
— Нет: это только твое дело. У тебя все как у других. Но что ты еще думаешь о гурио? Ты сама?
— Удобно. Но… Как бы правильно выразиться…
— Неприятно?