Данэя

Итак, выход один — анабиоз! Само это слово внушало страх. Когда оно произносилось, вслух или мысленно, вставало перед Ним лицо одного из немногочисленных близких Его друзей, талантливейшего астрофизика, надеявшегося с помощью анабиоза дождаться ушедшего в Дальний космос киборга, не теряя напрасно годы своей жизни, чтобы их хватило на завершение начатой им интереснейшей работы. И не проснулся — не вышел из анабиоза, когда вернулся киборг, подтвердивший все его предположения. Работу пытались завершить его ученики, ни один из которых не был ему равен.

— Но другого выхода нет, Отец. Ты это знаешь. И я тоже.

— Давай еще подумаем!

— Бесполезно. Только это.

И хоть все в Нем продолжало сопротивляться, Он уже знал, что Это неминуемо и что даже отложить надолго Они тоже не могут.

Они так и не сомкнули глаз. «Утром», за завтраком оба молчали.

Поговорили с Сыном; потом, втроем, с Дочерью. О возможных последствиях говорить Детям не стали — те доверчиво соглашались со всем: привыкли во всем Им верить. Подготовка и опробование анабиокамеры на животных не отняло и 24 часов.

Последний общий ужин. На прощание Он много играл Им на оркестрионе. Они приготовились к долгой разлуке. Один Малыш ничего еще не понимал: спокойно сосал грудь Мамы, улыбался Им.

Его первого поместили в камеру, ввели в состоние анабиоза. Усыпили Дочь. Затем Сына, который, обняв Их перед тем, как лечь, широко улыбнулся и сказал:

— Ну, до встречи!

Он и Мама остались одни. Незабываемые последние часы, Ее слова и последнее тепло физической близости, которой Она старалась облегчить Ему предстоящую разлуку.

…И вот Он совсем один.

Но тогда, в самом начале, Ему было некогда грустить. Забравшись в камеру гиперпереноса и погрузившись в стимулирующий раствор, Он вел торможение, а после — разгон Экспресса в сторону Солнца. Раствор давал возможность переносить большие перегрузки, — Он максимально форсировал тягу. И лишь когда чувствовал, что уже совсем невмоготу, делал короткий перерыв. Затем снова лез в камеру и погружался в раствор, опять форсировал тягу, наращивал ускорение, пока перегрузка не достигала предела, за который выйти Он уже не мог.

Нетерпение владело Им: чем больше ускорение, тем быстрей будет достигнута максимальна скорость, — тем скорей Он долетит. Тем раньше закончится разлука с Ними!

В чреве аннигилятора, в двух километрах от экипажной части, исчезало все, что тащили к приемному люку транспортера роботы, которых самих ждало то же уже в конце разгона.

Набирая чудовищную скорость, звездолет летел к Солнцу.

37

Он только что вернулся со свидания с Ними. Начал было что-то играть, но вскоре задумался, опустил скрипку.

Лал появился, возник в Нем, спросил:

— Что дальше?

— Уже все. Разогнал и лечу. Играю на скрипке и говорю с Тобой. Хожу к Ним.

— Ты думаешь о Будущем?

— Мало пока.

— Пора.

— Наверно, Ты прав.

— Помнишь, что предстоит тебе на Земле?

— Помню: все, что Ты сказал.

— Одного этого будет недостаточно. Думаешь ты о том, что многое окажется очень сложным?

— А разве нам было просто отстаивать теорию гиперструктур?

— Верно! Но тебе зададут и вопросы, оставшиеся не решенными мной.

— Пусть! Я буду, наверняка, не один: со мной пойдут те, кто воспримет как долгожданные Твои идеи. Они помогут развить и осуществить их. Таких будет все больше.

— Ты полон веры.

— Ты перед смертью сказал: «Дан! Не забудь!». И я не забыл.

— Я знаю.

— Мы вышли на Контакт. Я не хочу, чтобы Те увидели в нас зверей.

— Меня беспокоит, сумеешь ли ты ответить на самый трудный вопрос, который тебе обзательно зададут?

— Какой?

— Что делать с не способными к интеллектуальному труду?

— Дать возможность выполнять посильную для них работу. Не унижающую их человеческое достоинство. И не дающую сводить их на уровень домашних животных.

— А для тех, кто уже стал неполноценными?

— Обучить их различным видам несложного труда.

— А не станут они сопротивляться этому? Как бы то ни было, они привыкли к своему образу жизни. Ты помнишь: доноры ни разу не поверили тем, кто пытался сказать им правду об их участи. Они ведут беззаботную жизнь и гордятся своим великолепным здоровьем. А гурии своей красотой и профессиональным умением.

— Не просто.

— Не просто.

— И не все сразу, наверно, получится.

— Наверняка: слишком многое не удастся заранее предусмотреть.

— Но начинать — пора!

— Пора.

— Как жаль, что Тебя нет больше.

— Я же теперь в тебе.

— Да.

— Не бойся. Ни борьбы, ни сомнений. Ищи и думай. Слушай и собирай по крупицам из того, что скажут люди. Те, кто пойдет с тобой. Те, кто будут против тебя. Те, кто будут посередине. В себе и в них находи истину. Верь и не отступай. Как всю предыдущую жизнь.

— Она была нелегкой.

— Я знаю: ты дорого за все платил.

— Ведь другой возможности не было.

— И не будет!

— И пусть!

Голоса мешались, путались: Он уже не мог отличить, когда говорит сам, а когда Лал в Нем.