Дангу

Уже начало темнеть, когда Бадмаш со своими молодцами расположился бивуаком на Коламарге. Для главаря был быстро поставлен шатер — тамбу; остальные устроились на кошмах. Появились съестные припасы, затрещали, задымили костры, на огне зашипело мясо. Полился рекой алкоголь, в котором все старались потопить неудачи последнего времени. Кто предпочитал слабый сангари с сахаром, разбавленный водой, или тоди желтоватого цвета с терпким привкусом виноградных косточек, а некоторые тянули из пиал крепкий арак, приготовленный из пальмового сока, спирта и рисового настоя. Всякая осторожность была забыта, слышались громкие выкрики, люди, жестикулируя, что-то рассказывали друг другу, собирались группами у костров, жевали, пили, смеялись.

Наевшийся и захмелевший Бадмаш привстал с подушек, разбросанных на ковре под шатром, щелкнул пальцами — эй, там, кто-нибудь!

В тамбу почтительно просунулась голова:

— Джи хан, хузур?

— Позови-ка сюда Али!

— Джи хан, джи хан, хузур!

— Я здесь, я здесь, хузур! — забормотал появившийся через несколько секунд ахди. Он подобострастно склонил голову и выжидающе замер перед Бадмашом.

— Послушай, приведи-ка сюда этого уйгура, мы спросим у него, где он берет нефрит.

— Будет исполнено, хузур!

Али повернулся и отдал команду.

Салима со связанными руками, основательно избитого, втолкнули в шатер. Он упал ниц, потом с трудом встал на колени.

— Ты, болван, где берешь нефрит? Отвечай правдиво, и я отпущу тебя с миром, Валла-билла!

Бадмаш громко рыгнул, сплюнул жвачку бетеля и уставился на Салима, сверля его черными пронзительными глазами.

— На Курул-таше, хузур, правом притоке реки Кашгар. От впадения вверх по течению три перехода на лошадях. Там тайная каменоломня. Нефрита очень много. Я могу показать.

Он на секунду замолк, потом тихо произнес:

— Хузур! Отпусти меня ради Аллаха, у меня большая семья, кормить надо.

— Хорошо, хорошо! — махнул рукой Бадмаш.

Он надеялся, что нефрит берут где-то здесь, недалеко. А тут тащиться через три перевала в Кашгарию… Нет, нет, слишком далеко и долго… Опасный путь…

— Ладно, косоглазый, сейчас я, как обещал, отпущу тебя, — криво усмехнулся афганец. — Скажи-ка, твой ли это?

Он засунул руку под подушку и вытащил кремневый пистолет дивной работы: с серебряной чеканкой, литыми украшениями по казенной части и рукояти, с курком в виде чертика.

— Джи хан, мой. Он достался мне от русских под Бухарой. Это работа немецкого мастера.

— Хорошо ли он бьет, а?

— Хорошо, очень хорошо, хузур!

Али, стоявший у входа, с трудом подавил смешок. Он-то знал, что сейчас будет.

— Ну-ка, выйдем, я проверю.

Слуги подхватили Салима и выволокли его. За ним не торопясь и слегка покачиваясь вышел Бадмаш, держа в руках пистолет.

— Встань-ка вон тут, под этим деревом, — показал он Салиму. — А я выстрелю во-о-о-н в тот маленький белый камень, видишь? Посмотрим, каков бой у твоего пистолета.

Камень был хорошо виден в отсветах большого костра. Бадмаш вложил в ствол заряд, пулю и пыж, не торопясь насыпал пороха на затравную полочку и, прицелившись сначала в камень, быстро перевел пистолет на Салима. Раздался громкий выстрел, и несчастный уйгур рухнул с простреленной грудью.

— Он действительно отлично бьет, да хранит меня Аллах! Я выполнил свое обещание, косоглазый, и отпустил тебя, но только в мир иной, — и Бадмаш громко захохотал, раскрыв красный от бетеля рот.

— Браво, великолепно! — почтительно заголосили разбойники.

— Молчать, ослы! Убирайтесь и пейте свое вино! — ворчливо пробурчал Бадмаш, неуклюже забираясь в шатер.

На какое-то мгновение наступила тишина, а потом снова разбойничий лагерь зажил своей обычной шумной жизнью.

У лесной опушки Коламарга как раз рядом с шатром Бадмаша стоял огромный развесистый дуб. На одной из его нижних веток, скрытый густой листвой, притаился Дангу. Он видел и слышал все. Но от этого ему не стало легче. Все было непонятно и загадочно в поведении этих ми. Однако как охотник он с уважением отметил мощь и убийственную силу этой гремящей штуки в руках Бадмаша, убивающей на расстоянии. Дангу вспомнил, что такая же была и у ми, оставленного им наверху. Теперь он знал, что это такое.

Было уже далеко за полночь, когда костры стали постепенно затухать и наевшиеся и напившиеся разбойники улеглись на кошмы. Лагерь затихал. Больше Дангу здесь было нечего делать. Он бесшумно перебрался с дуба на соседнее дерево, спустился на землю и помчался к перевалу на поиски Лхобы.

ОДИНОЧЕСТВО КОНЧИЛОСЬ

Григорий снова очнулся и поднял голову. И в ту же секунду непроизвольно вздрогнул. Он увидел склонившееся над ним лохматое, невообразимо страшное существо, ни дать ни взять ведьма из сказок, которые он часто рассказывал своим детям.

Существо с тихим возгласом отпрянуло в сторону, и вместо него в поле зрения Григория возник тот таинственный добрый незнакомец. Его спаситель.

— Почитаю за великое счастье, что спас мне жизнь, благодарствую премного, — тихо проговорил россиянин, потом перекрестился. — Свят, свят, Господи Боже!