Даниэль Деронда

– Не очень похоже, старина, что ты только что вернулся из деревни. Был в Кембридже?

– Нет, – лаконично отозвался Ганс и бросил палитру с видом напрасно притворившегося человека. – Я был неизвестно где. На ничьей земле. В смертельно неприятной стране.

– Надеюсь, ты не пил, – с тревогой заметил Деронда.

– Гораздо хуже. Курил опиум. Я давно собирался попробовать, чтобы выяснить, действительно ли таким способом можно достичь блаженства. А поскольку в настоящее время блаженства ощутимо недостает, я решил, что пора использовать возможность. Но готов поклясться, что больше ни разу в жизни не вскрою полный злостного обмана бочонок. Организм не принимает.

– Что случилось? Последнее письмо ты написал в прекрасном настроении.

– О, ничего особенного. Просто в последнее время мир кажется убогим: напоминает капустную грядку, с которой убрали все кочаны. Должно быть, болезнь гения. – Ганс попытался улыбнуться. – А еще я устал быть добродетельным и не получать за это вознаграждений, особенно в эту жаркую лондонскую погоду.

– И больше ничего? Никаких серьезных неприятностей? – уточнил Деронда.

Ганс покачал головой.

– Я пришел рассказать о своих делах, но не могу этого сделать, если ты намерен держать в тайне собственные переживания.

– Ни малейших переживаний, если не считать ссоры со старьевщиком, – отмахнулся Мейрик. – К тому же, поскольку ты впервые в жизни собрался рассказать мне о своих делах, то только начинаешь выплачивать огромный долг.

Деронда чувствовал, что Ганс держится наигранно, однако надеялся, что прежняя откровенность вернется в ответ на его признания.

– Ты смеялся над тайной целью моей поездки в Италию, – начал он. – Однако она затрагивает счастье всей моей жизни. Я никогда не знал родителей, а в Геную отправился, чтобы встретиться с матерью. Я выяснил, что отец умер давно, когда я был ребенком. Как отец, так и мать, – евреи. Еще до поездки многое заставляло меня думать о таком происхождении как о вполне возможном. В итоге я настолько подготовился к этому известию, что даже обрадовался тому, что я еврей.

– Не жди от меня удивления, Деронда, – ответил Ганс, закинув ногу на ногу и сосредоточенно рассматривая каблук.

– Тебе уже все известно?

– Мама сказала. Она навестила Майру и ее брата, и они сообщили ей грандиозную новость. Конечно, мы не так рады, как они. Но чему бы ни радовался ты, в конце концов этому буду рад и я, хотя результат может оказаться непредсказуемым, – ответил Ганс нехарактерным для него тихим голосом.

– Вполне понимаю, что ты не можешь разделить моих чувств, – возразил Деронда. – Однако я не имею права молчать о таком важном событии в моей жизни. Я принял некоторые из идей Мордекая и намерен воплотить их в жизнь, насколько позволяют возможности одного человека. Осмелюсь признаться, что вскоре я отправлюсь на Восток, где проведу несколько лет.

Ганс молча встал, взял палитру и кисть и остановился перед мольбертом спиной к другу.

– Прости за любопытство, но миссис Грандкорт обо всем этом знает? – спросил он спустя некоторое время.

– Нет, – ответил Деронда и сердито добавил: – Я должен попросить тебя, Ганс, прекратить шутки на этот счет. Любые твои предположения чрезвычайно далеки от истины.

– Я расположен шутить не больше, чем на собственных похоронах, – возразил Мейрик. – Однако вовсе не уверен, что мои предположения по этому поводу тебе известны.

– Возможно, и нет, – ответил Деронда. – Но позволь заметить, что в отношении миссис Грандкорт я никогда не занимал и не займу положение поклонника. Если ты всерьез истолковал свои наблюдения подобным образом, то ошибся.

Повисло напряженное молчание.

– Скорее всего я ошибся и в другом предположении, – наконец проговорил Ганс.

– О чем ты?

– О том, что ты не желаешь занять положение поклонника в отношении другой женщины, которая не является ни женой, ни вдовой.

– Не стану притворяться, что не понимаю тебя, Мейрик, и очень сожалею, что нашим желаниям суждено столкнуться. Надеюсь, ты скажешь правду, если имеешь основания верить в успех.

– Твой интерес абсолютно неуместен, – заявил Ганс с откровенным раздражением.

– Почему же неуместен?

– Потому что ты не сомневаешься в истинном положении дел и, должно быть, имеешь веские доказательства.

– Я буду с тобой более откровенен, чем ты со мной, – жалея друга, проговорил все еще взволнованный выпадом Ганса Деронда. – Я ни разу не получил ни единого свидетельства в пользу собственного успеха. Надежда моя призрачна.

Ганс быстро обернулся, чтобы взглянуть на друга, и тотчас вернулся к картине.

– А в нынешней ситуации, – недовольно продолжил обиженный подозрением в неискренности Деронда, – я понятия не имею, каким образом смогу определенно выразить чувства. Если она не готова ответить взаимностью, то своим признанием я лишь нарушу ее душевное спокойствие, поскольку ни один из нас не может оставить Мордекая (все равно придется часто встречаться), а если доставлю переживания непреднамеренным проявлением чувств, то уподоблюсь неразумному животному.

– Не думаю, что и я когда-нибудь выдал свое отношение, – словно оправдываясь, заявил Ганс.