Читаем Даниэль Друскат полностью

— Иди сюда, — позвал Друскат.

— У меня нет плавок.

— У меня тоже. — Друскат подошел поближе к Штефану.

Гигант взвизгнул, как сконфуженная барышня, ухнул, закрыл глаза и, семеня, исчез в ветвях. Скоро он появился опять, стыдливо прикрывая лапищами срам и как бы от смущения виляя бедрами.

— Ох, и брюхо у тебя, — воскликнул Друскат, — жуть! Интересно, как ты умудряешься заниматься любовью? — Он со смехом бросился в воду.

— А что? — сказал Штефан, подняв брови. — Сам знаешь, мне изобретательности не занимать.

Потом он тоже взобрался на ивовый ствол, грациозно раскинул руки, точно желая взлететь, прыжок толстяку не удался, он шмякнулся животом и, как камень, ушел под воду.

В последние дни у Друската не было повода посмеяться, и теперь он, хохоча, держался за живот. Штефан же, вылезая из воды, заскулил, что во время прыжка больно ушиб свое святая святых, еще, чего доброго, распухнет — сжав кулак, он показал, какая может получиться опухоль.

Вот так перешучивались и хихикали оба председателя, точно подростки, — на берегу, в воде и снова на берегу, намыливались, терли друг другу спину и, усевшись наконец на ивовый ствол обсохнуть на солнышке, почувствовали себя свежими и полными сил.

Потом они собрали одежду.

— Слушай, — сказал Штефан, начиная не спеша одеваться, — слушай, — повторил он, когда более проворный Друскат уже натягивал брюки, — ты же знаешь, я не только добрый человек, верный друг во всех жизненных ситуациях...

Друскат недоуменно тряхнул головой.

— ... господь наделил меня и дурными качествами. Например, я любопытен, и мне позарез надо знать, каким образом всплыла эта история, кто на тебя донес? Все думают: это сделал кто-то из моей семьи.

— Как всплыла история, связано с нами обоими, — сказал Друскат.

— Не понимаю.

«Долгое время, — думал Друскат, — мне хотелось быть таким, как он, остроумным, находчивым, легкомысленным, нахрапистым. Иной раз я пытался, но это меня утомляло, не шло мне. Ему легко удавалось завоевывать людей, а я порой обижал их. Двадцать лет я восхищался Максом Штефаном и ненавидел его, завидовал ему и считал его достойным сожаления, он и притягивал меня и отталкивал и, быть может, победу над ним мне посчастливилось одержать потому, что в конечном счете я у него учился».

Друскат задумчиво глядел на Штефана, расчесывая гребнем волосы и приглаживая их рукой, потом сказал:

— Сколько мы друг друга знаем, мы и дружим и ссоримся. Ты вечно бросал мне вызов.

Оба стояли уже одетые, Друскат поднял чемоданчик.

— И ты тоже, — сказал Штефан, раздвинул занавес из ветвей, легонько поклонился, пропуская Друската вперед; он снова держался так, будто не в силах был принять всерьез никого и ничто.

— Я тебя раз догнал, ты не мог успокоиться, захотел перегнать меня, пришлось мне снова взять разбег. По-моему, мы бросали друг другу вызов не от одной несговорчивости и не потому, что только один из нас мог быть первым. Уже несколько лет, как говорит Анна, мы заодно, но у нас разное представление о жизни. Тем временем мне стукнуло сорок, и нужно было наконец пробить свою жизненную концепцию, не то бы я пропал.

Они шагали рядом, насколько позволяла узкая тропинка. Друскат — он был почти на голову ниже приятеля — снизу вверх заглянул Штефану в лицо:

— Ты, Голиаф, преграждал мне дорогу, я был обязан победить тебя. И победил, потому что наконец приспело время, потому что этого ждали вместе со мной многие. Помнишь, как пару недель назад нам довелось осматривать твою образцовую деревню?

Весной Совет по вопросам сельского хозяйства направил около пятидесяти человек — крестьян, председателей кооперативов и бургомистров из округа, мужчин среди них было, конечно, большинство, — на экскурсию в Хорбек. Ознакомительное турне включало поездку пароходом по живописному озеру Рюмицзее, предполагалось подать кофе, а обед — прошел слух насчет угря — собирались устроить у Анны Прайбиш, знаменитой хорбекской трактирщицы. Все охотно приняли приглашение.

Экскурсанты со знанием дела и тихой завистью полюбовались производственным оборудованием и общественными сооружениями кооператива «Светлое будущее» — в самом деле сегодняшний день Хорбека, казалось, предвосхищает деревню грядущего, — репортеры отсняли впечатляющие кадры, на каждой фотографии Макс Штефан, авторитетная персона. Потом все пошли смотреть кооперативный центр отдыха, который тоже слыл образцовым; Друскат помнил, как он появился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дитя урагана
Дитя урагана

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА Имя Катарины Сусанны Причард — замечательной австралийской писательницы, пламенного борца за мир во всем мире — известно во всех уголках земного шара. Катарина С. Причард принадлежит к первому поколению австралийских писателей, положивших начало реалистическому роману Австралии и посвятивших свое творчество простым людям страны: рабочим, фермерам, золотоискателям. Советские читатели знают и любят ее романы «Девяностые годы», «Золотые мили», «Крылатые семена», «Кунарду», а также ее многочисленные рассказы, появляющиеся в наших периодических изданиях. Автобиографический роман Катарины С. Причард «Дитя урагана» — яркая увлекательная исповедь писательницы, жизнь которой до предела насыщена интересными волнующими событиями. Действие романа переносит читателя из Австралии в США, Канаду, Европу.

Катарина Сусанна Причард

Зарубежная классическая проза
Новая Атлантида
Новая Атлантида

Утопия – это жанр художественной литературы, описывающий модель идеального общества. Впервые само слова «утопия» употребил английский мыслитель XV века Томас Мор. Книга, которую Вы держите в руках, содержит три величайших в истории литературы утопии.«Новая Атлантида» – утопическое произведение ученого и философа, основоположника эмпиризма Ф. Бэкона«Государства и Империи Луны» – легендарная утопия родоначальника научной фантастики, философа и ученого Савиньена Сирано де Бержерака.«История севарамбов» – первая открыто антирелигиозная утопия французского мыслителя Дени Вераса. Текст книги был настолько правдоподобен, что редактор газеты «Journal des Sçavans» в рецензии 1678 года так и не смог понять, истинное это описание или успешная мистификация.Три увлекательных путешествия в идеальный мир, три ответа на вопрос о том, как создать идеальное общество!В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Дени Верас , Сирано Де Бержерак , Фрэнсис Бэкон

Зарубежная классическая проза
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Убийство как одно из изящных искусств
Убийство как одно из изящных искусств

Английский писатель, ученый, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» Томас де Квинси рассказывает об убийстве с точки зрения эстетических категорий. Исполненное черного юмора повествование представляет собой научный доклад о наиболее ярких и экстравагантных убийствах прошлого. Пугающая осведомленность профессора о нашумевших преступлениях эпохи наводит на мысли о том, что это не научный доклад, а исповедь убийцы. Так ли это на самом деле или, возможно, так проявляется писательский талант автора, вдохновившего Чарльза Диккенса на лучшие его романы? Ответить на этот вопрос сможет сам читатель, ознакомившись с книгой.

Квинси Томас Де , Томас де Квинси , Томас Де Квинси

Проза / Зарубежная классическая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее / Эссе