Читаем Даниэль Друскат полностью

Макса называли некоронованным царем Хорбека, а теперь, похоже, трон и впрямь пошатнулся. Героем дня был Даниэль Друскат, только на прошлой неделе в газете опять был его портрет.

И все же вчера его забрали. Почему?

8. Она потеряла ощущение времени: сколько просидела в кухне, сложив руки на коленях, сколько простояла у зеркала — «Господи, ну и вид у меня!» Как бы то ни было, ей это время показалось вечностью.

Хильда поднялась, открыла дверь и снова вошла в комнату. На душе у нее было, как в ту минуту, когда Макс ее выпроваживал: она чувствовала робость и страх. А Макс — перед ее уходом он был такой самоуверенный и спесивый, господи, ведь сердцееда перед девчонкой разыгрывал! — Макс сидел у стола, подперев голову руками, и серьезно смотрел на нее.

— Где девочка?

— Давно ушла.

— Куда?

— В Бебелов, к Розмари. Я разрешил ей взять твой велосипед. Ты ведь не против?

— Нет, конечно.

Потом она задала-таки свой вопрос, и ответ Макса должен был разрешить все: виноват он чем-нибудь перед Даниэлем или нет, и как ей с ним дальше жить, и сможет ли она вообще жить с ним. «Вся моя жизнь, — думала Хильда, — решается в эту минуту и зависит от ответа Макса». Она побледнела и зябко поежилась:

— А ты, Макс, что будешь делать ты?

Он задумчиво пожевал нижнюю губу и наконец проговорил:

— Лучше всего будет, если я приведу Гомоллу. — Он посмотрел на нее, нахмурился и стал прежним Максом, на которого она злилась и которого любила, потому что он неожиданно сказал: — Смотри, чтоб тебя кондрашка не хватила.

9. Аня катила на велосипеде по тропинке вдоль хорбекского проселка. Вообще-то она благодарна этому Штефану, что одолжил велосипед и даже не пытался навязать опеку Хильды. Ей нянька не нужна. Зачем? Сколько она себя помнит, всегда принимала решения самостоятельно. А вот любая из женщин, которых приводил отец, так или иначе стремилась вмешаться в ее жизнь, а она терпеть не может излишней заботы и покровительственного отношения. И вообще: вкус у отца по части женщин — кошмар! Кроме Розмари. Та, между прочим, никогда не пыталась завоевать мужчину с помощью дочери, но есть в ней что-то — пожалуй, это можно назвать холодностью, во всяком случае, она навязывает отцу роль вечного воздыхателя. Чего она, собственно, ждет от мужчины? А отец почему-то к ней привязался. Романтическая история, а может, комплекс — он ведь стареет.

Надо сообщить Розмари, отец бы наверняка хотел, чтобы та все знала. Очень интересно, как поведет себя фройляйн доктор. Эта женщина все принесла в жертву собственному честолюбию. А теперь? Друг в тюрьме — вот неприятность! А если что-нибудь политическое, подумать страшно, или, чего доброго, какая-нибудь уголовная история — боже упаси. Теперь выяснится, любят они друг друга или нет.

Почему забрали отца?

Штефан вилял, рассказал он немного. Но Хильда разволновалась. Отчего Штефан ее выпроводил? Ах, отец, что ты сейчас делаешь, где ты, как тебе помочь? Я прямо как больная, мне вправду больно думать о тебе. Я уже не ребенок, но сделать ничего не могу... надо слезть с велосипеда, дорога перед глазами расплывается. Ой, только бы никто не увидел, нельзя же реветь посреди дороги.

Аня соскочила с велосипеда, прислонила его к дереву, энергично тряхнула головой, отбросила назад волосы и обозвала себя дурехой. Не глядя по сторонам, она пошмыгала носом, глубоко вздохнула и прошлась вокруг дерева, сцепив руки за спиной: раздумывала, как поступить.

До Бебелова — там жила Розмари — двадцать километров, добрый час езды. Можно, правда, доехать до Верана и сесть там на автобус. Только как же можно до такой степени проголодаться от столь несложных размышлений, прямо желудок болит, и чего у Хильды модничала: спасибо, не хочу!

Теперь она знала, что делать. Надо вернуться к Прайбишам, у них можно поесть, и, кроме того, они больше любого в деревне знали о людях, и отец когда-то жил у них, и мать у них работала до самой свадьбы.

Аня подхватила велосипед, на ходу оттолкнулась, точно на самокате, и только собралась подняться в седло, как вдруг мимо вихрем промчался еще велосипедист — Юрген Штефан. Он так резко нажал на тормоз, что велосипед занесло, мальчишка соскочил на землю и загородил ей путь — пришлось остановиться. Юрген встретил ее широкой улыбкой.

Ане было не до смеха. Она расстроилась:

— Ты почему не в школе?

— Хочу тебе помочь.

Она смахнула со лба волосы.

— Не нужно, — и собралась уехать.

Он крепко держал ее велосипед за руль:

— Что-нибудь узнала?

Она покачала головой, убрала его руку с руля и поехала прочь. Секунду помедлив, мальчик последовал за ней и скоро догнал.

— Ты мне действительно не нужен.

Юрген упрямо ехал рядом и улыбался, потом выпустил руль, положил руки на бедра, показывал разные трюки, стараясь развеселить девочку. Ане вдруг почудилось, что она лет на десять старше Юргена.

— Никто мне ничего не рассказывает. А при тебе и подавно не расскажут, — сказала она почти умоляюще. — Пойми ты наконец.

— Ты по-прежнему считаешь, что мои родители замешаны в этом?

— Не знаю. Поезжай обратно, Юрген!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дитя урагана
Дитя урагана

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА Имя Катарины Сусанны Причард — замечательной австралийской писательницы, пламенного борца за мир во всем мире — известно во всех уголках земного шара. Катарина С. Причард принадлежит к первому поколению австралийских писателей, положивших начало реалистическому роману Австралии и посвятивших свое творчество простым людям страны: рабочим, фермерам, золотоискателям. Советские читатели знают и любят ее романы «Девяностые годы», «Золотые мили», «Крылатые семена», «Кунарду», а также ее многочисленные рассказы, появляющиеся в наших периодических изданиях. Автобиографический роман Катарины С. Причард «Дитя урагана» — яркая увлекательная исповедь писательницы, жизнь которой до предела насыщена интересными волнующими событиями. Действие романа переносит читателя из Австралии в США, Канаду, Европу.

Катарина Сусанна Причард

Зарубежная классическая проза
Новая Атлантида
Новая Атлантида

Утопия – это жанр художественной литературы, описывающий модель идеального общества. Впервые само слова «утопия» употребил английский мыслитель XV века Томас Мор. Книга, которую Вы держите в руках, содержит три величайших в истории литературы утопии.«Новая Атлантида» – утопическое произведение ученого и философа, основоположника эмпиризма Ф. Бэкона«Государства и Империи Луны» – легендарная утопия родоначальника научной фантастики, философа и ученого Савиньена Сирано де Бержерака.«История севарамбов» – первая открыто антирелигиозная утопия французского мыслителя Дени Вераса. Текст книги был настолько правдоподобен, что редактор газеты «Journal des Sçavans» в рецензии 1678 года так и не смог понять, истинное это описание или успешная мистификация.Три увлекательных путешествия в идеальный мир, три ответа на вопрос о том, как создать идеальное общество!В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Дени Верас , Сирано Де Бержерак , Фрэнсис Бэкон

Зарубежная классическая проза
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Убийство как одно из изящных искусств
Убийство как одно из изящных искусств

Английский писатель, ученый, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» Томас де Квинси рассказывает об убийстве с точки зрения эстетических категорий. Исполненное черного юмора повествование представляет собой научный доклад о наиболее ярких и экстравагантных убийствах прошлого. Пугающая осведомленность профессора о нашумевших преступлениях эпохи наводит на мысли о том, что это не научный доклад, а исповедь убийцы. Так ли это на самом деле или, возможно, так проявляется писательский талант автора, вдохновившего Чарльза Диккенса на лучшие его романы? Ответить на этот вопрос сможет сам читатель, ознакомившись с книгой.

Квинси Томас Де , Томас де Квинси , Томас Де Квинси

Проза / Зарубежная классическая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее / Эссе