Читаем Даниэль Друскат полностью

Я отыскал глазами Ирену, вытащил ее к столу и вдруг, черт знает откуда мне пришла эта мысль, развязал тесемки ее передника и накинул его, словно свадебную фату, ей на волосы. Я нежно поцеловал ее, она улыбнулась. Теперь каждый в зале видел, что она не золушка, а настоящая маленькая принцесса. Она была очень красива, она была моя невеста. Анна подняла бокал:

«Давайте выпьем за счастье!»

«Ну что ж, — заметил Макс и тыльной стороной руки вытер рот, — тогда, значит, все в порядке».

Он явно собирался крикнуть: переходим к крупной попойке! Ему нравились такие выражения, но он не успел, потому что Гомолла спросил:

«Кто-нибудь уже поздравлял молодых?»

«Господин священник в церкви», — ответил Виденбек.

«О, — воскликнул Гомолла, — тогда самое время сказать пару слов по такому случаю. — Он сложил на животе руки и с учтивым поклоном обратился к Хильде и Максу: — Дорогие молодожены, дорогие глубокоуважаемые гости, — кивок в сторону гостей, — сегодня совершенно особый день. Молодые люди вступают сегодня в новую, совместную жизнь. — Во время этой речи он шагал вдоль стола, останавливаясь то в одном, то в другом месте. — Посмотрите, что это значит. Два мира, не правда ли? Наш мир здесь, он не так уж плох, — Гомолла показал на разноцветные бумажные гирлянды, — а там, дальше на запад, другой мир. Там, за этой границей, тоже живут люди. Они такие же милые, такие же талантливые, такие же трудолюбивые и такие же деловые, как... как наш жених».

Макс сделал вид, что похвала Гомоллы смущает его, он опять прикинулся невинной овечкой.

«Но, — продолжал Гомолла, он поднял кверху указательный палец, и голос его тоже возвысился. — Но! — крикнул он, — им нелегко, тем, кто живет там, стать хорошими людьми. Почему?»

Гомолла оглядел присутствующих, словно отыскивая того, кто мог бы ответить на этот трудный вопрос. Он видел перед собой смущенные лица, сжатые губы. Он и не предполагал, что среди гостей Крюгера в зале сидело с десяток тетушек из Западной Германии. Гомолле пришлось самому отвечать на свой вопрос, в то время это был его любимый риторический прием.

«Потому, — сказал он, — что они вынуждены действовать в этом старом мире по принципу: будь хитрее другого, изворотливее, не будь простаком, думай сначала о себе, делай карьеру, возвышайся; но горе тебе, если упадешь и расшибешь лоб, тогда ты пропал, никто тебе не поможет. — Он опустил голову, словно от потрясения, и повторил: — Никто!»

Крепко сморкаясь в носовой платок, он покосился по сторонам, желая оценить впечатление от своих слов. Крестьяне с тупым выражением вертели в руках бокалы, женщины выдергивали шерстяные нити из своих кофточек домашней вязки. Гомолле этот момент показался весьма подходящим для заключительного крещендо, он воздел руки и воскликнул:

«Наше общество живет по иным законам!»

Интересно, по каким же? Он перечислил по пальцам:

«Думай всегда о другом, не бросай никого в беде, помогай человеку, если он в тебе нуждается, будь солидарен, принципиален...»

Он так пристально посмотрел на какую-то старушку, что та, испугавшись, закивала головой.

«... принципиален, сказал я, но главное, вместе легче и лучше завоевывать счастье. — Затем Гомолла снова сложил руки на животе и возвестил: — Вот почему я рад, что в этот день люди сделали свои первые шаги в совместной жизни».

Взоры гостей устремились на молодоженов, Макс Штефан восседал на стуле прямо, словно аршин проглотил, его второй подбородок несколько нависал над воротом рубашки. Он хотел было схватить со стола свой бокал, Хильдхен склонила голову на плечо Штефану и картинно улыбалась. Но тут Гомолла вдруг сказал:

«Вот именно. Сегодня в Хорбеке основан производственный кооператив «Светлое будущее». Товарищ Друскат стал его председателем, членами кооператива уже являются двое крестьян. За них я и предлагаю поднять наши бокалы, ведь за молодоженов мы уже пили, не так ли?»

«Надеюсь, вы позволите?» — осведомился я, взял со стола бутылку и налил Гомолле.

Тот поднял бокал и воскликнул:

«Прошу встать тех, кто поручился за «Светлое будущее»».

Никто не вставал. Что такое? В чем дело? Гомолла поискал глазами вокруг себя.

«Где же мои кооператоры?»

Ей-богу, он даже приподнял край скатерти и заглянул под стол, но кооператоров и там не оказалось. Как бы предчувствуя нечто ужасное, Гомолла спросил:

«Неужели вы их не пригласили? Вы что же, решили развлекаться в своем кругу, среди единоличников?»

Движение в зале, все заволновались. Гомолла погрозил пальцем.

«Это вам не удастся, господа. Запомните, единоличный способ ведения крестьянского хозяйства устарел, выгоду приносит общественное, крупное производство».

Вот тут-то и начался гвоздь программы. Старик, словно фокусник, стал извлекать из всех карманов своей куртки десятки бланков заявлений о приеме в кооператив. Он отдал половину бланков мне, и мы принялись раздавать их по столам.

«Минуточку!» — Макс Штефан встал, взялся за спинку стула и резко отшвырнул его назад.

Я подтолкнул Гомоллу:

«Макс Штефан желает открыть дискуссию».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дитя урагана
Дитя урагана

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА Имя Катарины Сусанны Причард — замечательной австралийской писательницы, пламенного борца за мир во всем мире — известно во всех уголках земного шара. Катарина С. Причард принадлежит к первому поколению австралийских писателей, положивших начало реалистическому роману Австралии и посвятивших свое творчество простым людям страны: рабочим, фермерам, золотоискателям. Советские читатели знают и любят ее романы «Девяностые годы», «Золотые мили», «Крылатые семена», «Кунарду», а также ее многочисленные рассказы, появляющиеся в наших периодических изданиях. Автобиографический роман Катарины С. Причард «Дитя урагана» — яркая увлекательная исповедь писательницы, жизнь которой до предела насыщена интересными волнующими событиями. Действие романа переносит читателя из Австралии в США, Канаду, Европу.

Катарина Сусанна Причард

Зарубежная классическая проза
Новая Атлантида
Новая Атлантида

Утопия – это жанр художественной литературы, описывающий модель идеального общества. Впервые само слова «утопия» употребил английский мыслитель XV века Томас Мор. Книга, которую Вы держите в руках, содержит три величайших в истории литературы утопии.«Новая Атлантида» – утопическое произведение ученого и философа, основоположника эмпиризма Ф. Бэкона«Государства и Империи Луны» – легендарная утопия родоначальника научной фантастики, философа и ученого Савиньена Сирано де Бержерака.«История севарамбов» – первая открыто антирелигиозная утопия французского мыслителя Дени Вераса. Текст книги был настолько правдоподобен, что редактор газеты «Journal des Sçavans» в рецензии 1678 года так и не смог понять, истинное это описание или успешная мистификация.Три увлекательных путешествия в идеальный мир, три ответа на вопрос о том, как создать идеальное общество!В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Дени Верас , Сирано Де Бержерак , Фрэнсис Бэкон

Зарубежная классическая проза
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Убийство как одно из изящных искусств
Убийство как одно из изящных искусств

Английский писатель, ученый, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» Томас де Квинси рассказывает об убийстве с точки зрения эстетических категорий. Исполненное черного юмора повествование представляет собой научный доклад о наиболее ярких и экстравагантных убийствах прошлого. Пугающая осведомленность профессора о нашумевших преступлениях эпохи наводит на мысли о том, что это не научный доклад, а исповедь убийцы. Так ли это на самом деле или, возможно, так проявляется писательский талант автора, вдохновившего Чарльза Диккенса на лучшие его романы? Ответить на этот вопрос сможет сам читатель, ознакомившись с книгой.

Квинси Томас Де , Томас де Квинси , Томас Де Квинси

Проза / Зарубежная классическая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее / Эссе