Даниэла. На грани

Борис печалился: пред его глазами словно вырисовывалась яркими красками картина того, как жена ему изменяет. Он не осознавал, с чего и по какой причине это началось, что побудило жену делать это?! Но понимал, что в душе уже давно простил её. Ведь он сильно любил…

На следующий день Борис сказал Даниэле:

– Ты собираешь вещи и едешь отдыхать на Украину к тёте Наташе.

– А зачем?

– Не спрашивай, так надо. Ты поживёшь у неё летом, – сказала мать, погладив дочку по голове.

– Почему я здесь не могу остаться или с тобой куда-нибудь поехать?

Девочка не понимала причины столь резкого решения, о котором у неё, кстати, не спросили.

– Не спорь. Лучше собирай вещи.

Даниэле ничего не объяснили, ей упаковали чемодан и посадили на поезд в тот же день. Она плакала, расставаясь с мамой. Девочка заливалась слезами, ей казалось, что они никогда больше не увидятся.

– Я не хочу! Не хочу! Не… не хочу, – еле выговаривала сквозь слёзы маленькая девочка.

– После лета мы обязательно встретимся, Даночка.

Был знойный вечер 27 мая 2001 года. Поезд мчался через всю Россию, оставляя позади поля, луга, леса и горы. Природа поражает своей красотой человеческое воображение. Природа волшебна! Даниэла, смотря в окно, пыталась понять все странности жизни, речи родителей, зачем они ссорятся и кричат друг на друга, почему ей никогда нельзя ничего говорить и почему ей ничего не объясняют…

В этот же вечер Марианна устраивалась в своём новом жилище на улице Коллонтай, недалеко от станции метро «Проспект Большевиков». Хрущёвский дом был стар и дряхл, казалось, что он вот-вот расползётся по швам. Марианне была предоставлена одна комната в пятикомнатной квартире. Коридор был ужасен – трещащий деревянный пол, наполовину зелёные, наполовину мелованные стены, которые обсыпались, одна моргающая лампочка на чёрном от пыли и грязи потолке. Около каждой из пяти дверей стояли старые тапки и грязные ботинки. А за дверьми жили люди с печальным прошлым. Из туалета, откуда, не переставая, доносился смрадный запах, бегала крыса в кухню. И обратно. Кухня была прокурена насквозь дешёвым табаком и пахла старой затвердевшей овсяной кашей. Грязные ржавые кастрюли, разбросанные всюду и наполненные не пойми чем; замасленные газовые плиты и жёлтые раковины придавали красочность всей картине кухни. Комната Марианны была на самом деле просторна, но в этой комнате также жила одна старушка. Её звали Фёкла Ивановна. Её серо-голубые глаза почти целиком вылезли на лоб, брови нахмурились, нос скукожился, было много морщин на лице, седые редкие волосы и выпячивающиеся широкие губы – это её портрет. Она невысокого роста, сгорбленная и полная. Но было ещё кое-что в ней интересное – каждые семь с половиной минут она повторяла одну и ту же фразу: «Да пребудет свет!». При этом она чуть задирала голову наверх и закатывала свои глаза так, что, казалось, будто они почти исчезли из глазного яблока. Причём, ничто не влияло на произнесение её фразы, она говорила её всюду, где бы ни находилась. Читала бы газету, была ли в туалете, душе, либо смотрела телевизор, она всегда систематично повторяла одну и ту же фразу каждые семь с половиной минут. Марианна на второй день установила эту периодичность – просто засекла время между фразами старушки. В соседней комнате жила подружка Фёклы Ивановны, её звали Прасковья Николаевна. Эта седовласая высокая худая женщина повторяла почти каждые тридцать минут: «Слава Богу!». У неё эта фраза тоже была систематизированной, по расписанию – как у подруги. Иногда они произносили фразы одновременно. Это место стало для Марианны новым домом…

Ольга Петровна поселилась у своих старых подруг на Гренадёрской улице. Ей с ними было очень хорошо. Но она, не переставая, думала о своей семье. Трёхкомнатная квартира на проспекте Стачек осталась в запустении…

Борис переехал в посёлок Мельниково, что стоит на реке Вуокса, километрах в двадцати на запад от Приозерска. Там Борис приобрёл небольшой домик и стал в нём жить. Стоит сказать откровенно, что в посёлке жили только старики, а также законченные пьяницы. Люди без будущего. У них не имелось даже среднего образования. Их жизнь была проста и текла спокойно – от бутылки до бутылки. Не стоит ездить в Москву или Санкт-Петербург для того, чтобы посмотреть на красоту культурной жизни. Достаточно заехать в тихую глушь, как, например, посёлок Мельниково, и увидеть, что же на самом деле представляет из себя обычная жизнь… Так же стоит отметить, что посёлок был, так сказать, коттеджного типа. Коттеджи строились для людей именующихся «новыми русскими». Они были тоже из тех, кто сумел хорошо награбить во время распада Союза. И смогли удержать. «Новые русские» строили себе коттеджи повсюду, особенно вдали от городов, – это был писк моды. Они платили большие деньги за постройку своего домика в деревне, в том числе и за землю…