Даниил Андреев

До революции город ремесленников и торговцев, большей частью деревянный, украшенный садами, купеческими домами и восемью храмами, в 1930-е годы менялся мало. Хотя и в нем что-то строилось – хлебозавод, новая больница, проводились водопровод и электричество. Гордился тогда Трубчевск двумя учреждениями – Народным театром и Краеведческим музеем. Но год перелома наступил и для них. Театр – должен быть сугубо пролетарским, хотя в нем и ставили революционные пьесы, такие как «Федька-есаул» Ромашова о Гражданской войне, но за ней, бывало, следовал «Лекарь поневоле» Мольера. В музее – никаких икон и монастырских книг, никакого дворянского «хлама». Заведующим музеем местного края, как он тогда назывался, выгнав основателя, виновного в дворянском происхождении, как раз в 1930-м назначили неопытного энтузиаста Павла Николаевича Гоголева, бывшего почтового служащего, завалившего музей разнообразными экспонатами. Чего здесь только не было, но преобладали археологические древности – керамика неолита и раннего железного века. Ну а пришедшие после Гоголева, ушедшего в школьные учителя, временщики, растранжирив, что могли, сушили, как вспоминали старожилы, в музейных залах рыбацкие сети. Гоголева же в 1933-м арестовали и дали три года лагеря по делу организации, якобы собиравшейся «реставрировать строй дореволюционной России». В тот первый приезд вместе с Юрием Беклемишевым музей посетил и Даниил, познакомившийся с его заведующим.

2. Предзимье

Трубчевское лето кончилось, а московская осень возвращала в будни. Начавшаяся опубликованной 7 ноября 1929 года статьей вождя «Год великого перелома» коллективизация, как говаривал народ, «понаделала делов». Начало можно было видеть в трубчевской округе. Крестьяне в колхоз не хотели, в тех деревнях, рядом с которыми Андреев странничал, поголовно устраивались на работу в лесничества. Власти рапортовали о колхозах, любители ухватить чужое кулачили соседей. Ликвидация кулачества шла об руку с богоборчеством – церкви грабили, забирали под склады, жгли иконы, гнобили священников. На восток и на север двинулись с кулацкими семьями товарняки с оконцами, опутанными колючей проволокой. После появления к весне (2 марта 1930 года) другой сталинской статьи, «Головокружение от успехов», об «искривлении партийной линии», кое-кто попробовал выйти из колхозов. Но эшелоны с кулаками продолжали путь на восток и на север. «Перегибы» перешли на город. За ненадлежащее происхождение лишали избирательных прав, «вычищали» со службы, оставляли без хлебных карточек. Кампания шла с размахом, лишенцем одно время числился, к примеру, Станиславский.

За каждым углом и кустом отыскивались враги. Арестованный вместе с женой Алексей Федорович Лосев по воле следствия стал участником несуществующей контрреволюционной организации «Истинно православная церковь». Его чудом изданная «Диалектика мифа» вызвала вспышку ярости. Каганович с трибуны XVI съезда партии клеймил «философа-мракобеса». Лосеву дали десять лет, отправили на Беломорско-Балтийский канал. Не без лубянской ловкой подсказки ударил по «классовому врагу» Горький. В статье «О борьбе с природой», приведя среди прочих слова Лосева – «Спасение русского народа я представляю себе в виде “святой Руси”», – он заявил, что нечего делать в стране «людям, которые опоздали умереть, но уже гниют и заражают воздух запахом гниения».

Неизвестно, прочел ли Андреев «Диалектику мифа», но прочесть мог. Запрещенная книга частично уцелела, в Москве ее читали. Но главное в том, что, увлеченный восточными мифологиями, соседствовавшими в его представлениях с образами Святой Руси, он пришел к пониманию мифа как особой реальности, родственному взглядам Лосева. Отсюда вырос метаисторический метод, описанный в «Розе Мира».

Статья Горького, опубликованная 12 декабря 1931 года сразу в «Правде» и в «Известиях», антирелигиозным пафосом не могла не возмутить крестника. Если он и не прочел этой статьи, то слышал горьковскую фразу: «Если враг не сдается – его уничтожают». «Материалы» о врагах и вредителях писателю присылал сам Сталин.

14 мая 1931 года Горький вновь приехал в СССР. Встреча с толпами народа, оркестрами, речами входила в планы приручения «буревестника». Окончательно Горький вернулся в следующем году, и опять его встретили с ритуальной торжественностью. «Буревестник» попал в расставленные сети и, даже понимая это, ничего не мог поделать.

Даниил Андреев, как и его отец когда-то, с крестным разошелся. О «триумфальном» приезде Горького написал с беспощадной прямотой:

Шагал он к роскошной машине
Меж стройных шеренг ГПУ.
Все видел. Все понял. Все ведал.
Не знал? обманулся?.. Не верь:
За сладость учительства предал
И продал свой дар…