Даниил Гранин. Хранитель времени

И вообще я хотел бы, чтобы мы, писатели, были носителями добра прежде всего. Очень хорошо — споры, очень хороша острота, но избави боже, чтобы это перерастало в злобу, нетерпимость и групповщину».

Из выступления Ф. Абрамова на собрании парторганизации ЛОСП 26.11.1969 г.

«Учитывая остроту и непримиримость идеологической борьбы на современном этапе, коммунисты писательской организации Ленинграда единодушно одобряют решение Рязанской областной писательской организации и Секретариата Союза писателей РСФСР об исключении А. Солженицына из рядов советских писателей как человека, занявшего откровенно антисоветскую позицию и, таким образом, скатившегося в лагерь врага».

Из постановления партсобрания ЛОСП от 26.11.1969 г.

«Он не говорил это прямо, но «управляющие литературой» чувствовали чужеродность Гранина, его некую обособленность. С другой стороны, к нему испытывали определенное недоверие диссиденты. Гранин не шел на грозу, получил госпремию — пусть и не за лучшую свою повесть («Клавдия Вилор»), избирался народным депутатом и стал Героем Социалистического Труда (это уже при Горбачеве). Тогда об этом мечтали многие деятели культуры.

Едва ли не больше других Гранин раздражал своих литературных собратьев, которые не были общественно активны. Им хотелось, чтобы Гранин бросил вызов властям, чтобы он за других таскал каштаны из огня. Они готовы были допустить его политическое и литературное самоубийство. Его — но не свое. Однажды Даниил Александрович едва не сорвался, воздержавшись при исключении А. И. Солженицына из Союза писателей. Разговор с коммунистом Д. А. Граниным (стаж большой, с военной поры) был суровым. Еще чуть-чуть — и, возможно, мы бы не увидели ни «Зубра», ни «Блокадной книги», написанной вместе с А. Адамовичем. Той осенью на ленинградском телевидении один из руководителей уже сказал своим сотрудникам, что писателя по фамилии Гранин не существует. Но он остался — ив литературе, и в нашей жизни».

А. Рубашкин. В доме Зингера

«В работу над биографиями больших ученых, отмеченных печатью мужества и благородства, неожиданно вклинилось произведение с вымышленным сюжетом и нравственно сомнительными героями. В первом номере журнала «Звезда» за 1970 год появилась повесть «Кто-то должен», в которой Гранин отошел от документа и вернулся к сочинительству…

В трубке раздается «вздрагивающий женский голос», который произносит ласкающие слух честолюбца лестные слова: «Вы один, кто может посоветовать». Так была подготовлена первая встреча преуспевающего кандидата наук Дробышева, только что вернувшегося из Эдинбурга с конгресса электрохимиков, и неудачливого изобретателя Селянина, издерганного отрицательным отношением к его идее.

Сам Селянин объясняет свои неудачи просто: некий Брагин, видный чиновник из главка, навязывал ему свое соавторство. Селянин гордо отказался, и тогда вокруг него возникла стена: «У Брагина всюду связи». Жалобы и протесты Селянина создали ему репутацию склочника и сутяги. Против него возбудили даже судебное дело за злоупотребления — а он ведь не себе брал материалы, «опытный образец хотел сделать». Впоследствии выясняется, что Селянина затравили до такой степени, что сам он попал в психиатрическую больницу, а семью свою — жену и ребенка — обрек на полуголодное существование. И вот теперь супруги Селянины обратились к Дробышеву, возложив на него свои последние надежды».

Л. Финк. Необходимость Дон-Кихота

«Селянин встал, руку в бок, вздернул голову:

— Я не политикан! Моя сила в истине! Мне нечего терять. Каждая чинимая мне несправедливость придает мне силы! Я как Феникс…

Древнегреческий герой, трибун, народоволец — черт знает кого он изображал, поза его была невыносима в этой малогабаритной квартире.

Морщась, Дробышев покосился на Клаву. Отогревшись, она сидела, свободно раскинув руки по спинке дивана, глаза ее, оказывается, светло-зеленые, неспелые, завороженно следили за мужем. Ах вот перед кем красовался Селянин — перед ней, больше всего перед ней, — Дробышев начинал кое-что понимать.

Фалды затрепанного пиджака развевались, когда Селянин простирал свои длинные руки, заношенные до блеска брюки пузырились. Король, облаченный в жалкое рубище. Лишь бы не быть смешным. Что ему остается — разыгрывать мученика прогресса. Перед этой девочкой он бескомпромиссный борец, жертва своих принципов, обличитель пороков, вот он надувает грудь, шариковую ручку наперевес и бесстрашно мчится… Его не прельстишь вашими венгерскими креслами, люстрами, кактусами. Благополучные обыватели, приспособленцы — вот вы кто рядом с облаченным в рубище Селяниным — Рыцарем печального образа. Истекая кровью, он в одиночку сражается за Правду…»

Д. Гранин. Кто-то должен