Даниил Московский

Иногда на стройке появлялся Тохта, через узкие глаза-щёлочки молчаливо смотрел, как снуют с раствором и камнем подсобники, стучат молоты мастеров и споро возводятся стены. Хан решил, дворец должен быть готов уже к будущему лету. Он думал, что жить в нём будет редко, ибо шатёр из белого войлока, просторный и обдуваемый ветрами, — жилище, достойное потомка великих Чингиса и Батыя. Но этот дворец должен поражать величием тех, кто приезжает в столицу Золотой Орды. Гроза народов Чингис и его внук Батый покорили мир, а повелевать надо, не только нагоняя страх на королей и князей, но и подавляя их великолепием дворца и богатством, какими владеет хан. Чужеземцы должны испытывать страх и трепет перед повелителем моголов.

Завидя Тохту, звонче щёлкали бичи и злее становились надсмотрщики. Опрометью бегали на помостах подсобники, будто не было в их руках тяжело груженных носилок.

С высоты строительных лесов молодой суздальский каменщик Саватий смотрел на хана и диву давался: что этого кривоногого, тщедушного человечка боится вся Орда?

Саватий хорошо запомнил воскресный день, когда в Суздаль нагрянули ордынцы. Его выволокли из избы, приковали к единой цепи с другими мастеровыми и погнали в Сарай.

Брёл Саватий, к дороге приглядывался, решил для себя, рано или поздно, а попытается бежать из неволи.

Ростом невелик Саватий, но коренаст, широкоплеч, крутолоб и силы недюжинной. Как-то засел в колее воз с камнями. Не тянут кони, рвут постромки. Мужики намерились разгружать телегу, но подошёл Саватий, упёрся плечом, вытолкнул воз.

Но то было в Суздале, а нынче охилел он. Пища в неволе пустая, похлёбка жидкая и малый кусочек лепёшки в день. В животе у Саватия урчание, а ночами снилась ему еда обильная. Чаще всего — будто ест он щи наваристые с хвостом говяжьим. От голода у Саватия мотыльки в глазах летали.

Однако последний месяц стали ордынцы кормить суздальцев получше, давать конину варёную и рыбу, какой в низовьях Волги ловилось множество. По всему видать, испугались, что вымрут каменщики и дворец ханский не достроят.

От месяца в месяц мечтал Саватий о побеге. Но из поруба, куда бросали их на ночь, не убежишь, а на стройку гонят — караул за каждым.

Приглядел себе Саватий товарища, тоже суздальца. Стал подбивать его вместе бежать. Касьян, так звали парня, уходить из плена соглашался, но говорил, не на Рязанщину пробираться надо, а на запад, где, по слухам, земля тмутараканская[96]. Касьян твердил, татары беглецов на той дороге не станут искать, но Саватий не соглашался.

В Орде Саватий язык татарский осилил, по-ихнему говорил не хуже, чем по-русски. Думал, авось пригодится.

Иногда суздальских каменщиков навещал епископ Исмаил, исповедовал, рассказывал, кто из князей к хану на поклон приезжал, говорил, будто вскорости великий князь в Орду приедет.

Услышал о том Саватий, решил: коли удача выпадет увидеть великого князя, ударит он ему челом, умолит выкупить его либо помочь тайно добраться на Русь.

Во дворе великокняжеских хором собралась вся старейшая дружина. Провожали великого князя в Орду.

В том году Андрей Александрович и не поехал бы, время на осень повернуло, начались холода, дожди зачастили, развезло. Но ближе к зиме, когда уже ударили первые заморозки, появился во Владимире баскак Ахмат, служивший прежде Ногаю, но переметнувшийся к хану Тохте.

Был Ахмат послан на Русь собирать ордынский выход, и привёз он князю Андрею Александровичу повеление явиться в Сарай.

Вызов Тохты нагнал на великого князя страх, но сколько он ни допытывался у Ахмата, зачем вызван в Орду, баскак не ответил, видно, и сам не ведал.

Спешно собрался князь Андрей, нагрузили коробья мехами, уложили в ларцы дорогих украшений, попрощались наспех и пустились в путь. В дороге и зиму встретил.

Колючий снег вперемешку с мелким дождём сопровождал путников до самого Сарая. Обмерзали кони, обмерзала одежда на всадниках, колом стояли сыромятные гужи. Нудно скрипели колеса гружёных телег, на которых везли не только дары и пропитание, но и дрова: в степи их не сыскать, а от мокрого бурьяна-сухостоя разве что дым едкий по сырой земле стлался.

У костров отогревались, варили еду, обсушивались и, соорудив из телег защиту, передыхали, чтобы поутру сызнова пуститься в дальний путь.

Мрачен князь Андрей, мрачные и мысли у него. С того лета, как побывал у хана княжич Юрий, чует князь неприязнь к нему Тохты. Как бы не отобрал он у него ярлык на великое княжение, не передал другому. И оттого делается князю Андрею Александровичу страшно.

Одно и одолевает его желание — вымолить ханское доверие, заслужить милость Тохты, сохранить за собой ярлык. Ужли доведётся погибель в Орде принять?

Гадал великий князь: кто ныне у хана в чести, кому первому подарки поднести, суметь ублажить, чтобы тот слово за него, Андрея Александровича, замолвил? Верная тропинка к сердцу через женщину, но известно, у Тохты нет любимой жены. Одно время ханским доверием пользовался царевич Дюденя. Это он приводил к Городецкому князю Андрею воинов и помог одолеть Дмитрия. С помощью Дюдени сел князь Андрей на владимирский стол.