Даниил Московский

Возвращались с юга птицы. Они тянулись караванами, криками возвещали о скором конце пути. Птицы пролетали над Сараем, и ночью Саватий тоже слушал их голоса. Поднимал очи в небо, но темень мешала, и, кроме звёзд, он ничего не мог разглядеть. Саватий завидовал птицам, которые, ежели путь их проляжет над Суздалем, увидят красоту его родного города...

Однажды Саватий не выдержал. В полночь, таясь от караульного, он выбрался из ямы, подполз к тайнику и, отодвинув камень, сунул за рубаху несколько лепёшек, задеревеневших от времени, и плесневелых ломтей сыра, запрятанных здесь накануне.

Прислушался и, убедившись, что никто его не видит, он берегом Волги вышел за город. Саватий торопился до рассвета уйти подальше от Сарая, знал — вдогон ему пошлют погоню, но он укроется от неё. Местами Саватий бежал, потом шёл, потом снова пускался бежать. А когда показался край солнца, заметил под обрывом заросшую сухостойной травой нишу, влез в неё и заснул...

Пробудился, когда солнце стояло высоко. Услышал, как над обрывом проскакали татары. Догадался — его ловят. Но страха не было, душа радовалась, оказавшись на свободе. Вытащил Саватий ломтик сыра, откусил, пососал, оставшееся спрятал. Впереди ещё много тревожных и голодных дней — надо приберечь еду.

Идти решил ночами и держаться берега Волги, а как только река к Дону свернёт, он пойдёт вверх по течению Дона. Река выведет его в рязанскую землю...

Сумерки сгустились, и Саватий выбрался из укрытия, тронулся дальше...

На восьмые сутки вышел Саватий к излучине Волги. Он еле брёл, от голода и усталости подкашивались ноги. И когда увидел двух конных татар, Саватий даже не испугался. В одном из них он узнал бельмастого Гасана. Татары подъехали к нему, и Гасан накинул на Саватия кожаную петлю. Гикнув, погнал коня. Сколько Гасан волочил его по степи, Саватий не знал. Ему казалось — вечность. Сначала он чувствовал боль, но вскоре перестал. Последнее, что привиделось Саватию, — река Каменка и кремль суздальский...

С торга Каин заявился злой, пнул ногой облезлого кота, в сенях загремел горшками. Степанида, бабёнка весёлая, на хмельное падкая, таким Ваньку редко видела, сунула Каину жбан с пивом:

   — Пей, Ванька, жизнь одна!

Каин руку её отвёл, выдавил хрипло:

   — Знакомца повстречал, сулил с приставом свести. — И усмехнулся зловеще: — Однако Каин обид не прощает.

Взял жбан, выпил жадно. Потянулся к заваленному невесть чем грязному столу, достал кусок варёной оленины, пожевал.

   — Зажился Каин в Москве, пора честь знать. Зови, Степанида, Федьку Рябого да Рудого, завтра утром уйдём. Но допрежь с тем гриднем сочтусь.

   — Куда стопы направишь?

   — В леса Муромские, там дороги баскаками да князьями и боярами накатаны. Сыты и пьяны будем, повеселимся и души отведём...

   — Степаниду забудешь, Ванька, — вздохнула бабёнка.

   — Жди, к зиме вернусь, коли жив буду...

Олекса пробудился от предчувствия беды. Огненные блики пробивались сквозь затянутые бычьими пузырями оконца. Во дворе кричали, кто-то колотил в дверь.

Вскочил Олекса, толкнул Дарью:

   — Горим, выноси Марью!

Тревожно ударил на Москве колокол, поднимал люд на пожар.

Огромная, хвостатая звезда сорвалась и, оставляя огненный след, перечертила небо. Видели её в Великом Новгороде и Москве, во Владимире и Сарае. По всей земле наблюдали косматую комету.

Промчалась она, оставив тревогу в людских душах. Что вещала она: нашествие диких орд или великий мор? Утверждали — такое случалось перед Батыевым вторжением. Было ли, нет, поди разбери...

ГЛАВА 8

Ветры с моря разбрасывали солёные брызги, обдували балтийское побережье, а накатывающиеся волны намывали песчаные дюны.

К самой воде подступали сосны. Высокие и прямые, они подпирали небо.

Сюда, в край глухих лесов и болот, пришли со своими князьями с рек Немана и Западной Двины племена жмудь, ятвяги и другие литовцы.

Тяготы суровой жизни, наступление рыцарей Тевтонского ордена заставляли литовские племена объединиться, и роль объединителя взял на себя князь Миндовг. Выйдя из Новогрудкова, он, покоряя одного князя за другим, создал Литовское государство, отразившее натиск германских рыцарей. Но он этим не ограничился, а расширил свои владения за счёт Минска и Гродно, части земель витебских, смоленских, полоцких.

Попав под политическое влияние Литвы, русские княжества сохранили свой язык, культуру, веру и обычаи. И когда на съезде в Дмитрове рязанский князь попрекнул смоленского, что порубежье к Литве тянется, в том была доля истины. В сильной Литве некоторые удельные князья искали спасения от ордынского ига.

После смерти Миндовга, наступившей сразу за смертью Александра Невского, Литва не прекратила своего давления на Русь. Литовские дружины стояли в Орше, и князь Святослав Глебович, призывая князей к единению, хотел заручиться их поддержкой.

Из Переяславля в Москву возвратился княжич Юрий, и в тот же день у Даниила Александровича с сыном разговор вышел.