Данные достоверны

Он выслушал меня, не прерывая. Его интересовала обстановка.

Голос у Пономаренко оказался высоким, неожиданно звонким.

Мне думалось, что такой усталый человек должен говорить медленно, глуховато, и я подивился такой звонкости...

После этой встречи я выехал в 63-й стрелковый корпус.

Командовал им комкор Петровский.

Все называли Петровского за глаза генерал-лейтенантом, но этого звания ему еще не успели присвоить, и официально он подписывался так, как привык подписываться: комкор.

Немолодой, он держался очень прямо и казался высоким. Носил старую однобортную шинель. Беседуя, смотрел собеседнику прямо в глаза. Голоса никогда не повышал, но говорил четко, как бы отрубая фразы. И всегда говорил только правду, не успокаивая офицеров и солдат деланным бодрячеством.

Наверное, за это Петровского и любили.

Наверное, поэтому и выдержал корпус Петровского тот страшный удар, который должна была принять на себя вся армия, оказавшаяся под угрозой окружения.

Армия вырвалась, а корпус Петровского прикрыл отход, не дал фашистам прорваться и развить успех. В тяжелых боях командир корпуса был убит.

Это случилось в середине августа в районе Гдова.

Я узнал об этом гораздо позже: сам в то время с группой бойцов пробивался к Гомелю.

Мы подъезжали к Гомелю ночью. Вблизи города натолкнулись на артиллеристов, разворачивавших орудия. Кое-как разобрались, чьи артиллеристы. Оказалось — наши, и выяснилось, что Гомель тоже наш.

Измученные, мы заночевали у «богов войны» и в Го-

 [12]

мель въехали уже поздним утром, угодив как раз под очередную зверскую бомбежку.

Переждав налет, тронулись на поиски штаба фронта. Ехали по Советской улице. Она лежала в развалинах. Рухнувшие стены обнажали брошенные комнаты. На мостовой валялись перекрученные жаром трубы, кровати, обломки домашних вещей...

Нам сказали, что штаб находится в бывшем замке Мицкевича.

В замке никого, кроме оставленного для связи незнакомого генерала, не оказалось.

Он дал нам приблизительный маршрут движения на восток, вслед за отступавшими частями.

Карт у генерала не было. Впрочем, нужных карт не было и у нас.

Счастье, что в замке Мицкевича, слушая незнакомого генерала, я исписал два листа бумаги, стараясь не пропустить названий населенных пунктов и деревень, через которые предстояло ехать.

Но на полпути от «верной дороги» пришлось отказаться: возникла неожиданная пробка. Люди бежали, шоферы сворачивали с шоссе, гнали машины в лес: кто-то крикнул, что впереди — немецкий десант.

Мы тоже свернули было в лес, но чуть не влетели в болото, где уже завязли десятки автомобилей, вовремя выбрались обратно, развернулись, отмахали несколько километров назад, до ближайшего проселка, и с этого проселка начался наш тяжкий путь «в обход».

Почти четыреста километров длился этот путь, и в Карачев мы прибыли через Дмитрий-Льговский и Орел.

Тут всего было — и голода, и тревог, и бомбежек...

А в селе Первомайском мы наскочили на немцев.

Фашисты вкатили в не занятое войсками село с другой стороны. Об их появлении сообщил какой-то мальчишечка:

— Дяденька, там фрицы! На машинах!

Поблизости виднелась пожарная каланча. С каланчи мы заметили стоявшую на улице немецкую машину. Шофер копался в моторе. Несколько офицеров прохаживались рядом.

Мы налетели на этих вояк. Офицеров как ветром сдуло. Убежал и шофер, прыгнув в чей-то огород.

Мы прицепили немецкую легковушку к своему грузовику.

[13]

Это был наш первый трофей.

В Карачеве мы поступили в распоряжение штаба Брянского фронта, и тут я потерял своего руководителя и товарища по академии — веселого и бесстрашного капитана Азарова.

Все время мы были вместе, и пули Азарова не брали. А в Карачеве он стал жертвой несчастного случая: сел на передний бампер грузовика, чтобы показывать дорогу в ночи, и получил тяжелую травму...

Военный совет фронта дал мне новое задание, и я отбыл в Курск, в обком партии, чтобы помогать подготовке партизан.

Секретарь обкома товарищ Доронин выслушал рапорт, ознакомил меня с обстановкой и попросил как можно чаще информировать его о работе.

На территории бывших обкомовских дач мы разместили партизанскую школу, начали готовить людей к войне в тылу противника.

Костяк будущих партизан составляли коммунисты и комсомольцы.

Мы учили их тактике партизанских действий, умению вести разведку, совершать диверсионные акты против оккупантов.

Однако отступление продолжалось. Противник прорвался к городу, и 3 ноября мы после упорных боев сдали Курск.

Эта очередная страшная потеря вызвала новый прилив ожесточения против ненавистного врага.

Подбадривало одно: я знал, что в тылу врага остаются вооруженные, неплохо обученные люди, а впереди, на новых рубежах, фашистов ждут подтянутые к фронту, готовые к бою войска.

Непогода спасала от налетов вражеской авиации, но пока мы дотянулись до Ельца, пришлось выдержать еще несколько жестоких бомбежек.

Мне «везло» — в какой бы город ни направился, прибывал в него, как правило, ночью. То же самое произошло тут, в Ельце.