Данте

О, если б на лугу, где мягки травы,
Предстала мне влюбленной эта дама,
О, если б нас, замкнув, сокрыли холмы!

Скорее реки потекут на холмы,

Чем загорится, вспыхнет свежесть, зелень
Ее древес: любви не знает дама.

Мне будет вечно ложем жесткий камень,

Мне будут вечно пищей злые травы;
Ее одежд я не покину тени.

Завершающая секстину строфа из трех стихов содержит в себе все шесть слов-рифм:

Когда сгущают холмы

мрак и тени,Одежды зелень простирая, дамаСокроет их, так камень скроют травы.

Стремясь превзойти Арнаута Даниэля в искусстве слагать стихи, Данте осложнил секстину и создал ее разновидность, названную «двойной секстиной». Строфа двойной секстины содержит пять слов-рифм. Они чередуются по-разному в определенном порядке. Каждая строфа (станца) требует все новых и новых вариаций смысла. В пяти станцах исчерпываются все комбинации. Повторы превращаются в лейтмотивы. Музыка Данте всегда рассчитана. Поэт недаром сравнивает себя с геометром (в последней песне «Рая»).

Существует мнение, что изощренность поэтической техники — артизм в слишком осложненной форме двойной канцоны поглотил непосредственное вдохновение и что в этом жанре Данте является скорее искушенным мастером, чем поэтом. Это распространенное в итальянском литературоведении мнение представляется нам неверным. Данте всегда остается лириком, даже когда говорит о «лунных пятнах». Вчитайтесь во вторую и третью строфы двойной канцоны и оцените повторы рифм-слов, которые усиливают впечатление обреченности любви к Каменной Даме — «la belle dame sans merci»:

Я верен, постоянен, словно камень,—
Прекрасная меня пленила дама;
Ты ударял о камень жесткий камень.
Удары я сокрыл, — безмолвен камень.
Я досаждал тебе давно, но время
На сердце давит тяжелей, чем камень.
И в этом мире не известен камень,
Пленяющий таким обильем света,
Великой славой солнечного света,
Который победил бы Пьетру-камень,
Чтоб не притягивала в царство хлада,
Туда, где гибну я в объятьях хлада.

Владыка, знаешь ли, что силой хлада

Вода в кристальный превратилась камень
Под ветром северным в сияньи хлада,
Где самый воздух в элементы хлада
Преображен, водою стала дама
Кристальною по изволеныо хлада.
И от лица ее во власти хлада
Застынет кровь моя в любое время.
Я чувствую, как убывает время,
И жизнь стесняется в пределах хлада.
От гибельного рокового света
Померк мой взор, почти лишенный света.

Нельзя не заметить, что Амор в цикле о Мадонне Пьетре близок не только Амору Гвидо Кавальканти, но также Овидия, — это страсть, присущая всем обитателям земли. В человеке она лишь длительнее и поэтому часто влечет его к гибели. Несколько неожиданными являются строки второй секстины, которые с богословской точки зрения можно было бы назвать легкомысленными. Воскрешение мертвых и страшный суд — только куртуазная иллюстрация, подчеркивающая жестокость красавицы:

Коль будет так, увидит Пьетра-камень,
Как скроет жизнь мою надгробный камень,
Но страшного суда настанет время,
Восстав, увижу — есть ли в мире дама,
Столь беспощадная, как эта дама.

Уже в «горной канцоне» безжалостная красавица появляется, облаченная в латы, недоступная стрелам бога любви. Во второй канцоне фантазия поэта привела в движение Каменную Даму, как бы застывшую в секстинах. Она преследует влюбленного, как прекрасные воительницы в поэме Ариосто.