Данте

— Нельзя отправлять белых и черных в одно и то же место. Это означает просто подливать масло в огонь — зло многократно возрастет. Поэтому я предлагаю сослать Кавальканти и его приверженцев в Сарцану, что в Маремме-Вольтурна.

— В эту нездоровую местность? — возмутился Данте. — Тогда белые окажутся наказанными суровее, нежели черные, на которых все же лежит большая мера вины.

Но Данте не смог провести в жизнь свой протест. Теперь его единственная надежда состояла в том, чтобы добиться скорейшего возвращения Кавальканти из ссылки.

Он попросил у своего друга разрешения посетить его тем же вечером, поскольку он должен сообщить ему нечто важное. Правда, когда он задумывался над тем, как он объяснит Гвидо свое согласие на его изгнание, он чувствовал себя охотником, попавшим в собственный капкан.

— Как тебе это государственное управление и что вам всем приходится там делать? — с любопытством спросил Кавальканти.

Данте начал осторожно рассказывать, что непрерывные вызовы черных потребовали энергичного вмешательства городских властей.

— Правда, — продолжал он, — нам прежде всего приходится соблюдать справедливость. Мы не можем оставить безнаказанными и те промахи, которые допущены нашей партией белых. К сожалению, дорогой Гвидо, ты тогда не прислушался к моему совету и не подал жалобу на покушение со стороны Симоне Донати, а принялся искать удобный случай для мести. И наконец нашел его. Поэтому не удивляйся, что и тебе придется отправиться в изгнание вместе с некоторыми единомышленниками.

Кавальканти сделал большие глаза:

— Я должен отправиться в изгнание, и ты… тоже голосовал за это?

— Я сопротивлялся, как мог, но когда остальные приоры намекнули, что я соблюдаю справедливость только в отношении своих врагов, мне не оставалось ничего другого, как поддержать их предложение в отношении белых.

— Что ж, неплохая дружеская услуга!

— Ты должен войти в мое положение, Гвидо!

Но тот лишь иронически засмеялся:

— Мне давно следовало бы понять, что твой престиж среди этих могущественных господ из правительства не должен пострадать, чего бы это ни стоило! А можно мне полюбопытствовать у господина приора, куда решила выслать меня синьория Флоренции?

— Против места изгнания — Сарцаны — я тут же заявил решительный протест.

Теперь насмешливость Кавальканти уступила место ярости.

— Выслать меня в Сарцану, в Маремме-Вольтурна?! В таком нездоровом климате я быстро отдам концы! И ты явился, чтобы лично сказать мне об этом! На черта мне такой друг! Я пригрел у себя на груди змею!

Данте с трудом сохранял самообладание.

— Могу ли я представить тебе более убедительное доказательство своей правоты, чем то, что, придя к тебе, откровенно сказал о наказании?

— Чтобы защитить себя своими адвокатскими уловками! Только из-за того, что совесть мучает тебя за твое предательство!

Данте поднялся со стула и направился к двери.

— Вижу, сейчас ты не способен рассуждать здраво!

— А я хочу прямо сказать тебе: мне не нужна дружба, которая приносит подобные сюрпризы!

Данте помедлил… Неужели дело зашло так далеко? Просто невозможно, чтобы такая долгая дружба на этом оборвалась!

— Уходи, я ненавижу тебя! Ты обманул меня!

Расстроенный случившимся разрывом, Данте вернулся во Дворец приоров…

Вскоре пожаловал высокий гость: кардинал Маттео д’Акваспарта, португалец по происхождению. Накануне флорентийцы устроили ему торжественную встречу, при этом кардинал, являвшийся одновременно епископом Порто и генералом ордена францисканцев, важно вышагивал под большим балдахином. Теперь он появился перед приорами в менее роскошном облачении, собираясь вести переговоры непосредственно с властями Флоренции по поручению святого отца. Требовалось призвать на помощь всю мудрость и осторожность, чтобы оказать влиятельному князю Церкви подобающий почет и проявить должную учтивость, хотя все шестеро приоров не доверяли ему и решили ни в коем случае не поступаться правами города.

Кардинал, человек плотного телосложения, расположился в высоком, искусно украшенном кресле для почетных гостей, за спинкой которого словно почетный караул тотчас же выросли два молодых капеллана. У кардинала были резко выраженные черты лица. Пронзительным взглядом своих больших глаз он обвел замерших в ожидании приоров.