Данте

— Я прибыл по поручению и от лица самого святого отца, уважаемые приоры Флоренции! — раздался его низкий, привыкший повелевать голос. — Из вашего города до слуха Папы дошел сигнал бедствия, и он, в своем апостольском милосердии, не мог отказать в просьбе о помощи. Верные слуги Церкви справедливо указывают на серьезную опасность. Дело в том, что партия белых грозит обратиться за поддержкой к трижды проклятым гибеллинским городам. В результате в вашей коммуне может вспыхнуть братоубийственная война со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому святой отец счел за благо, чтобы вы протянули руку черным в знак примирения, а также допустили гвельфское дворянство, незаслуженно отстраненное вами от власти, к участию в правительстве. Вы должны доверить мне улаживание всех спорных отношений. И наконец, святой престол ожидает, что во избежание дальнейших недоразумений и неприятностей вы отойдете под его милосердную власть и признаете святого отца своим сюзереном. Вот и все, что я имел сообщить вам по поручению моего и вашего повелителя, господа правители Флоренции, и ожидаю, что вы изъявите покорность!

Воцарилось ледяное молчание.

Приоры удивленно переглядывались. «Изъявите покорность»? Как только такое могло прийти в голову этому священнику?!

Кардинал воспринял молчание приоров как знак согласия. Он привык, что его воле слепо повиновались.

— А теперь поторопитесь письменно подтвердить свое согласие с требованиями его святейшества!

Слово взял приор Данте Алигьери:

— Простите, ваше высокопреосвященство! У нас во Флоренции принято, чтобы важные дела обстоятельно обсуждались перед тем, как будет вынесено решение.

Португалец начал терять терпение:

— Что тут еще обсуждать?! Если вы безусловно покоритесь воле главы христианского мира, это пойдет только на благо городу! Или вы намерены противиться святому престолу? Попробуйте только, и ваше упрямство будет наказано, и наказано сурово!

Это было уже слишком. Приоры хмуро глядели на папского посланника, а гонфалоньер справедливости, Фацио да Миччиоле, воскликнул:

— Уж не считаете ли вы, ваше высокопреосвященство, что перед вами францисканские послушники!

Данте опять не сдержался и заявил:

— Вы выбрали неверный тон, ваше высокопреосвященство! Было бы лучше, чтобы вы не затемняли ясный и недвусмысленный правовой вопрос внесением неуместной путаницы. Сегодня мы имеем дело не со святым престолом и с верховным главой христианского мира, потому что речь идет не о вопросах нашей святой религии, а с господином Бонифацием, главой государства, который намерен это государство увеличить… за наш счет! Нас, свободных граждан Флоренции, он хочет сделать своими подданными! Если бы не это, ваше высокопреосвященство, мы отнеслись бы к вашей миротворческой миссии с гораздо большим доверием!

— Вы толкуете про какое-то доверие! Вы должны просто повиноваться!

— Нет, в нашем случае это исключено! Если бы было так, как вы говорите, зачем бы Папе посылать вас, чтобы вести с нами переговоры?

— Потому что по своей великой милости он стремится помочь вам.

— Мы не желаем такой милости!

— Вы хотите лишиться благосклонности святого отца?

— Наша свобода нам важнее его благосклонности!

— Остальные приоры разделяют ваше мнение?

— Разумеется, ваше высокопреосвященство! — в один голос подтвердили те, а Риччо Фальконетти добавил:

— Данте Алигьери высказал именно то, что мы сами хотели сказать вам!

— В таком случае мне не о чем больше с вами говорить!

Кипя от возмущения, д’Акваспарта поднялся со своего кресла и медленно вышел, сопровождаемый обоими капелланами. Он, вероятно, надеялся, что приоры еще одумаются, но те проводили его лишь глубоким поклоном, а когда двери за красной сутаной закрылись, члены высшего городского управления с облегчением вздохнули.

Слава Богу, они остались непреклонными и, верные своему долгу, оказали энергичное противодействие попыткам ущемить свободу города. Флоренция наверняка еще не раз с благодарностью вспомнит про них!

Пока же отношения с Римом оказались подпорченными, ибо когда кардинал убедился, что и большая часть населения города отвергла его как посредника в восстановлении мира, он в сердцах отлучил все правительство Флоренции от Церкви и, рассерженный, покинул город.

НЕНАВИСТЬ И ЛЮБОВЬ

Влиятельный флорентийский дворянский род Фрескобальди, который приютил у себя изгнанных из Пистойи черных Канчельери, постигло тяжелое горе: внезапная смерть в результате загадочной болезни красивой молодой женщины, находившейся в самом расцвете сил. Сочувствие и любопытство собрали на пьяцца Фрескобальди множество людей из всех слоев городского населения.