Данте

— Мы сами узнали об этом не так давно. А то, что мы ничего не сообщили вам, вы наверняка поймете. Нам не хотелось без нужды будоражить вас!

— Ваша предусмотрительность оказалась излишней, — спокойно заявил Данте, — каждый из нас должен быть готов к тому, что ему помимо родины придется пожертвовать жизнью. Лучше, если мы станем отчетливо представлять себе наше положение, нежели тешить себя несбыточными надеждами.

— В этом вы правы, мессер Данте.

— А теперь скажите мне, пожалуйста, мессер Черки, чем был обоснован смертный приговор, вынесенный мне!

— Нет ничего проще! Подеста утверждает, что вы виновны в мошенничестве, торговле должностями и присвоении государственных средств, поэтому вас и приговорили к смерти путем сожжения на костре.

Данте сжал кулаки.

— И этой презренной ложью они собираются запятнать мою честь!

Старый Убальдини мрачно улыбнулся:

— Дорогой Данте, такому негодяю, как Фольчиери да Кальволи, не под силу нанести урон вашей чести! Радуйтесь, что до сего дня вас еще пальцем не тронули! Так должно быть и впредь.

Товарищи по несчастью от всей души присоединились к этому пожеланию, и можно было бы подумать, что все мужчины в ризнице старой церкви пребывают в отличнейшем расположении духа. Но когда они вскоре начали расходиться, не у одного из них поневоле сильнее забилось сердце при мысли: «А ведь это могло стать и моей судьбой — смерть преступника, ужасная смерть в языках пламени!»

Чем дольше тянулась лагерная жизнь, тем больше сказывались ее тяготы. Не было никакой надежды пробиться на родину с мечом в руках.

Пока еще флорентийцы оказались не в силах покорить храбро оборонявшуюся Пистойю, где все еще правили белые. Им пришлось ограничиться опустошением местности, окружающей город, но им удалось, хотя и за счет предательства, занять обе крепости белых — Серавалле и Пьянтревинье, что сделало положение изгнанников еще безнадежнее. Взаимные упреки вызывали раздражение и досаду белых и только накаляли атмосферу в стане изгнанников.

Пожалуй, никто не страдал так, как Данте. Грубость товарищей, бессодержательные лагерные будни, не дававшие возможности заняться возвышенными духовными проблемами, — все это способствовало превращению его жизни в настоящую муку. Бахвальство молодого Басчиры, бессмысленный лепет Карло Манелли вызывали в чуткой душе поэта лишь отвращение. Он был согласен на все, лишь бы избавиться от этой невыносимой жизни, лишь бы снова почувствовать себя человеком!

Но куда податься? Бросить товарищей, рискуя услышать обвинение в трусости? Это было невозможно.

Желанная перемена произошла совершенно неожиданно. Данте послали в Верону, чтобы попросить помощи у тамошнего главы Бартоломео делла Скала. Вскоре в лагерь прибыли три сотни всадников, посланных делла Скала, однако Данте не вернулся. Он принял приглашение «великого ломбардца» остаться при его дворе и обрести здесь новую родину.

НАПАДЕНИЕ

В первые сентябрьские дни 1303 года в Ананьи, местечке, расположенном к югу от Рима и входившем в состав папских владений, царило большое оживление. Весь городишко был горд высокой честью — он являлся родиной святого отца Бонифация VIII. И пусть злые языки во всех странах и даже в самой Папской области поносили и клеймили позором его святейшество, в Ананьи внимания на это не обращали! И особенно теперь, когда наместник Бога на земле бежал от нападок французского короля и тайных происков некоторых предателей в самом Риме и вместо Латерана прибежищем верховного пастыря христианского мира стал дворец в Ананьи. Все обитатели городка, за исключением некоторых проходимцев, которые встречаются повсюду, испытывали потребность защищать своего знаменитого земляка и духовного главу от опасности и, если потребуется, закрыть его собственным телом.

Пока, правда, ни малейших признаков того, что святой отец испытывает страх перед своими врагами, заметно не было.

На паперти кафедрального собора толпилась кучка возбужденных людей, следивших за действиями кардинала, который распоряжался прикреплением к церковным дверям обширного послания.

— Оно наверняка направлено против французского короля Филиппа Красивого!

Заметив любопытство собравшихся на паперти, кардинал спросил:

— Вам, конечно, хотелось бы знать, что там написано?

— Да, господин кардинал, пожалуйста, разъясните нам, ведь мы ничего не понимает в латыни!

Князь церкви, облаченный в пурпурное одеяние и красную шляпу, слегка улыбнулся — ему-то было известно, что подавляющее большинство этих простых людей вообще не умеет читать.

— Этой буллой святой отец извещает, что отлучил французского короля Филиппа от Церкви. Что король-безбожник лишается права занимать свой трон, и что он вместе со своим потомством будет проклят до четвертого колена! Так будет со всеми врагами Святой Церкви!

В этот момент все заметили молодого дворянина, мчавшегося по улице во весь опор. Поравнявшись с кучкой собравшихся возле церкви и заметив среди них духовных лиц и даже кардинала, если судить по облачению, он придержал коня, спрыгнул с лошади и крикнул: