Данте

И надо же так случиться, чтобы именно он на протяжении нескольких лет оказался оторванным от домашнего очага, от своей любимой жены! И можно ли ставить в вину ему, здоровому, жаждущему любви мужчине, если его чувства бунтуют, вырываясь наружу словно яркое пламя, которое стремятся погасить?

По соседству с ним живет прелестная стройная девушка. Ее великолепные золотистые косы, ее голубые глаза, опушенные длинными темными ресницами, — все это свидетельствует о том, что в ее итальянских предках есть примесь германской крови. Может быть, в те далекие столетия, когда германские воины преодолевали Альпы, чтобы обрести на солнечном юге императорскую корону, и возникали связи — освященные церковью или нет! — между завоевателями, пришедшими с севера, и страстными южными женщинами. Для Данте не было тайной, что благодаря его предку Альдигьери и в его генеалогическом древе присутствует северная кровь, и поэтому его особенно влекло к белокурой красавице. Однажды, когда она доставала воду из колодца, он попытался завести с ней разговор, полный любезности и почтительности, но она ответила вызывающе и, презрительно скривив губы, повернулась к несчастному изгнаннику спиной. О, как восстала тогда его уязвленная гордость, а его нежный любовный порыв обернулся ненавистью, жаждущей отмщения! И поэт излил обуревающие его чувства в стихах, в которых отчетливо слышится голос его крови:

О, если б косы пышные схватив,
Те, что меня измучили, бичуя,
Услышать, скорбь врачуя,
И утренней и поздней мессы звон.
Нет, я не милосерден, не учтив, —
Играть я буду, как медведь, ликуя.
Стократно отомщу я
Амору за бессильный муки стон.
Пусть взор мой будет долго погружен
В ее глаза, где искры возникают,
Что сердце мне сжигают.
Тогда, за равнодушие отмщенный,
Я все прощу, любовью примиренный.
Прямым путем иди, канцона, к даме.
Таит она, не зная, как я стражду,
Все, что так страстно жажду.
Пронзи ей грудь певучею стрелою —
Всегда прославлен мститель похвалою.

Жаль только, что на осуществление подобных фантазий поэту было так мало надежд!

Данте снова и снова убеждал себя: хватит всего этого тщеславия любви! Венера — неверная богиня, гораздо лучше служить возвышенно божественной науке, благородной философии, которая способна внести в мятущуюся душу желанное спокойствие!

Однако влюбчивое сердце всякий раз забывало мудрые поучения вышколенного философией разума!

Внезапно Данте очнулся от своих мыслей. До него дошло, что размышления и мечты отняли у него несколько часов. В сумерках неслышно пролетела летучая мышь. Вечерний ветерок приводил в движение тяжелые от зерен колосья созревшей пшеницы, а на западной стороне неба последние лучи заходящего солнца тонули в широко раскрытых объятиях наступающей ночи.

Со стороны города, где зубцы величественных дворцов и торжественно-серьезные башни церквей четко вырисовывались на фоне темнеющего неба, донесся колокольный звон. По давней привычке Данте стянул с головы берет и принялся молиться. Закончив общение с Богом, он быстрыми шагами направился к городским воротам.

Дежурный наемник с почтительной улыбкой провожал глазами ученого мужа, который, казалось, никого не видел и не узнавал. Теперь Алигьери отправился крытой колоннадой, которая была возведена для пешеходов вдоль домов. Проходя мимо Дворца подесты, он вспомнил о короле Энцио, сыне ненавистного короля Фридриха II из рода Гогенштауфенов, который провел долгих двадцать три года в этом дворце, заточенный туда своими врагами-гибеллинами. Как ужасны плоды, которые приносит политическая ненависть!

Добравшись до своего убогого жилища, Данте был встречен хозяином дома, где поселился, и каким-то незнакомым молодым человеком в дорожном костюме, который дожидался мессера Данте уже битый час и никак не желал уходить, не повидавшись с ним. Свою лошадь он поставил в конюшне.

— Простите, пожалуйста, мессер Данте, если я явился в неудобное для вас время. Я — Арнольфо Альберти из Флоренции.

— Добро пожаловать, дорогой земляк!

Данте пожал руку молодому человеку и проводил его в свою комнату, оставив любопытство хозяина дома неудовлетворенным.

— Присаживайтесь, мой молодой друг! Вы из Флоренции, это усугубляет мой интерес к вам. Я уже знаю вас как храброго спасителя моего умершего друга Гвидо Кавальканти.

Арнольфо, слегка смутившись, попытался преуменьшить свою роль в той истории.

— Только не надо слишком скромничать! А какие вести вы привезли мне из Флоренции?

Посетитель полез в свой кафтан.