Форезе был прав. Данте пребывал в странном возбуждении. После ратных упражнений он отправлялся бродить по городу, шепча строки, хаотично возникающие в голове. Перед каждым поворотом он настораживался и замедлял шаги, надеясь встретить возлюбленную, но тщетно. Она словно пропала. Не появлялась даже в Санта-Репарата. В воскресенье он специально обошел всю церковь, оглядывая прихожан. Видел Примаверу, опустившую очи долу, едва он приблизился. Видел свою невесту в окружении каких-то незнакомых дам, но нигде ему не повстречалась Беатриче.
Между тем подходил к концу апрель — первый месяц военной подготовки. Мышечная боль постепенно отступала, тело привыкало к новым нагрузкам. Тем острее чувствовалась боль душевная.
…Гвидо выжил после отравления и стал официальным врагом Корсо Донати, но Данте это не смущало. Он полюбил бывать у первого поэта, и тот тоже ценил эти визиты. Настолько, что даже поступился своей обычной бережливостью и ставил на стол большие кубки с превосходным вином. Он продолжал внушать своему младшему собрату мысль: страдания даны поэту для глубины творчества, надо пользоваться ими, переводя их в золото чеканных строк. Сам Кавальканти так и поступал. Данте не раз наблюдал весьма резкие сцены между поэтом и некоторыми приближенными дамами. Доходило и до пощечин. После особо бурных разбирательств Гвидо шел в кабинет и рождал свои лучшие стихи.
У Данте тоже имелась отличная кандидатура для бурных страстей — Джованна. Она почитала себя обиженной — за то, что Алигьери проигнорировал ее прозрачный намек тогда, в розарии. Но тем не менее ясно давала понять: обиды будут тотчас забыты, если он появится в ее доме. Данте уже не раз, поддавшись на тайную магию многозначительных взглядов и оброненных вееров, направлял свои шаги к ее дому, но по пути опять начинал безуспешно искать Беатриче. От этого интерес к Примавере мгновенно улетучивался.
В последний день перед выступлением войска он, разозлившись на себя, решил все-таки нанести визит «предтече».
Они встретились в церкви. Несколько полувзглядов, пара полуфраз — и Алигьери уже все знал о ее сегодняшнем дне. То есть не все, а самое главное — старый муж снова отбыл в Болонью.
Как очаровательно шевельнулись ее пухлые губы, выговорив это изящное слово «Болонья»! Ему вдруг стало жаль времени, зря потраченного на бесцельные поиски придуманного идеала.
«В конце концов, детство давно кончилось, сколько можно играть в ангелов?» — думал он, поднимаясь по незнакомой крутой лестнице в потаенную комнату.
Соблазнительные губы надолго оказались у самого его лица. Примавера пылала — не весна, а лето в самом разгаре. За стрельчатым окном, резко крича, носились ласточки. Черными серпами быстрых крыльев они будто срезали с души покровы, оставляя ее нагой под лучами безжалостного дневного солнца.
…Пошатываясь, он спустился по лестнице, вышел на улицу и только тут обратил внимание на некоторый беспорядок в одежде. Поправляя неправильно застегнутый кафтан, боковым зрением заметил, как к дому подходит Беатриче.
— Приветствую вас, — пролепетал он, — я уже работаю над канцоной, которая…
Она собиралась зайти к Джованне, но, увидев его, остановилась:
— Боже мой, прекратите! Ведете себя, будто площадной жонглер! — после чего развернулась и торопливо зашагала прочь.
Алигьери на некоторое время будто окаменел. Потом спохватился и бросился ей вдогонку. Настиг уже на соседней улице:
— Вы не так меня поняли! Вы…
— Послушайте, но зачем мне вообще понимать вас? — холодно отозвалась она, не сбавляя шага. — Я замужняя женщина, испытывавшая к вам ранее дружеские чувства, но не более того.
— Ранее?! Нет, не убивайте меня!!! Не лишайте вашей дружбы.
Она остановилась и испытывающе посмотрела на него:
— А что ты разумеешь под этим словом? Не то ли, что нашел в доме Джованны? И все эти твои страстные обещания и клятвы по поводу стихов, которые ты тут же забываешь, — они просто оскорбительны. Лучше бы ты вообще молчал!
И она снова быстро пошла по улице. Он бросился за ней:
— Я исправлюсь! Я начну исполнять обещанное уже завтра! Пусть это будет маленькая канцона, но в вашу честь. Где я могу увидеть вас, чтобы прочитать?
Дочь Фолько Портинари досадливо поморщилась и ускорила шаги, но он, забежав вперед, встал перед ней и с отчаянием сказал:
— Вы являетесь мне во снах почти каждую ночь, и с вами всегда приходят ангелы. Если бы я искал в вас… то, что в Джованне, — поверьте, сны были бы другими. Позвольте мне повидать вас завтра перед сражением и прочитать…
— Да, конечно. — Беатриче согласилась поспешно, даже с испугом. — Я буду на мессе в Санта-Репарате. Не надо ничего читать, просто приходи.
Тонкая рука поднялась и перекрестила его. Карие глаза смотрели с невыразимой теплотой.
— До свидания, — просто сказала она и пошла по улице уже без торопливости.