Данте Алигьери

Мистика (от греческого μυστικός — скрытый, тайный) — вера в существование сверхъестественных сил, с которыми таинственным образом связан и способен общаться человек; также — сакральная религиозная практика, имеющая целью переживание непосредственного единения с Богом (или богами, духами, другими нематериальными сущностями).

Магия (от латинского magia и от греческого μαγεία) — понятие, используемое для описания системы мышления, при которой человек обращается к тайным силам с целью влияния на события, а также реального или кажущегося воздействия на состояние материи; символическое действие (обряд) или бездействие, направленное на достижение определенной цели сверхъестественным путем.

При некотором сходстве видна разница. Оба понятия могут быть не привязаны к христианству, но в мистике есть сверхидея, совпадающая с христианством. Ее цель — единение с Богом (или даже богами) ради единения, без какой-либо выгоды. В магии же, как правило, важен аспект влияния на реальность для достижения своих целей.

Мы не можем узнать тайны исповеди нашего героя: не являлось ли ему искушение повлиять на реальность? Хотя, с другой стороны, молитва ведь в какой-то степени тоже способ такого влияния, только человек просит Бога стать посредником между ним и этой самой реальностью.

Данте, несомненно, был глубоко верующим человеком, но также постоянно искал в жизни какие-то знаки, подтверждающие его ви́дение тех или иных событий. Что же это было: еще мистика или уже магия?

Грань эта, такая ясная в формулировке, в жизни может стать весьма размытой. Например, христианские реликвии, призванные служить лишь свидетельством каких-то событий, но постепенно приобретающие самостоятельную ценность (исцеления, чудеса). Следующий шаг — уже идолопоклонство.

В «Новой жизни» есть моменты, показывающие насколько сильно, до суеверности, Данте верил в числа и их неслучайные совпадения. С Беатриче у него было связано число девять. И эта странная, почти детская игра в числа поддержала поэта, когда он потерял свою возлюбленную.

Итак, портрет Беатриче в окружении «девяток»:

«Девятый раз после того, как я родился, небо света приближалось к исходной точке в собственном своем круговращении, когда перед моими очами появилась впервые исполненная славы дама, царящая в моих помыслах, которую многие — не зная, как ее зовут, — именовали Беатриче. В этой жизни она пребывала уже столько времени, что звездное небо передвинулось к восточным пределам на двенадцатую часть одного градуса. Так предстала она предо мною почти в начале своего девятого года, я уже увидел ее почти в конце моего девятого. Появилась облаченная в благороднейший кроваво-красный цвет, скромный и благопристойный, украшенная и опоясанная так, как подобало юному ее возрасту. В это мгновение — говорю поистине — дух жизни, обитающий в самой сокровенной глубине сердца, затрепетал столь сильно, что ужасающе проявлялся в малейшем биении».

«…Когда миновало столько времени, что исполнилось ровно девять лет после упомянутого явления Благороднейшей, в последний из этих двух дней случилось, что чудотворная госпожа предстала предо мной облаченная в одежды ослепительно белого цвета среди двух дам, старших ее годами. Проходя, она обратила очи в ту сторону, где я пребывал в смущении, и по своей несказанной куртуазности, которая ныне награждена в великом веке, она столь доброжелательно приветствовала меня, что мне казалось — я вижу все грани блаженства».

«…Я почувствовал внезапно такую боль, что слабый мой сон прервался и я проснулся. Тогда я начал размышлять о виденном и установил, что час, когда это видение мне предстало, был четвертым часом ночи: отсюда ясно, что он был первым из последних девяти ночных часов».

«И я избрал имена шестидесяти самых красивых дам того города, где моя дама родилась по воле Всевышнего, я сочинил послание в форме сирвентезы, которое я здесь приводить не буду. И я совсем бы не упомянул о нем, если бы в этом послании имя моей дамы не соблаговолило чудесно прозвучать среди других имен на девятом месте».

Мы еще вернемся к девятке, столь важной для нашего героя. А пока попытаемся реконструировать одно из самых печальных событий его жизни.

* * *

Прекрасная Фьоренца встречала своих сынов цветами. Молодые девушки, стоявшие на подъезде к воротам, осыпали ими возвращающихся воинов. Звучали трубы и виолы. Казалось, ликование наполнит сердце каждого, кто увидит это яркое шествие победителей и услышит торжественную музыку. Даже сочувствующие гибеллинам куда-то исчезли или просто загнали свои чувства в самую темную глубь души.

Май, помноженный на радость первой в жизни победы в бою, хотя и не вполне однозначной, наконец опьянил и молодого Алигьери. Невольно взгляд его искал Беатриче в нарядной толпе девушек, хотя она никак не могла оказаться среди них. Не пришла и Джемма, а может, она и была, просто он снова, как обычно, не узнал ее.