Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том II

Вергилий оговаривается при этом: – «Если ты услышишь другую быль о моей родине, знай, что это ложь». Думаю, что в те времена были и другие версии истории не только этого города, но и других, о чём, как бы невзначай, проговаривается он.

E io: «Maestro, i tuoi ragionamenti
mi son sì certi e prendon sì mia fede,
che li altri mi sarien carboni spenti. [102]

Ma dimmi, de la gente che procede,

se tu ne vedi alcun degno di nota;
ché solo a ciò la mia mente rifiede». [105]

Allor mi disse: «Quel che da la gota

porge la barba in su le spalle brune,
fu – quando Grecia fu di maschi vòta, [108]

sì ch'a pena rimaser per le cune —

augure, e diede «l punto con Calcanta
in Aulide a tagliar la prima fune. [111]

Euripilo ebbe nome, e così «l canta

l'alta mia tragedìa in alcun loco:
ben lo sai tu che la sai tutta quanta. [114]

И я: «Учитель, повестью твоей

Я убежден и верю нерушимо.
Мне хладный уголь – речь других людей. [102]

Но молви мне: среди идущих мимо

Есть кто-нибудь, кто взор бы твой привлек?
Во мне лишь этим сердце одержимо». [105]

И он: «Вот тот, чья борода от щек

Вниз по спине легла на смуглом теле, —
В те дни, когда у греков ты бы мог [108]

Найти мужчину только в колыбели

Был вещуном; в Авлиде сечь канат
Он и Калхант совместно повелели. [111]

То Эврипил; и про него звучат

Стихи моей трагедии высокой.
Тебе ль не знать? Ты помнишь всю подряд. [114]

Данте, уверяя Вергилия, что только его повести он, безусловно, верит, просит его рассказать и о прочих, вывернутых наизнанку персонажах. Вергилий указывает на Еврипила, оговариваясь, что тот известен поэту из «Энеиды».

Когда греки ополчились против Трои, оставив дома одних лишь младенцев, Эврипил (Эн., II, 114) и Калхант состояли жрецами при войске. В городе Авлиде, где собран был греческий флот, они указали день, благоприятный для отплытия к троянским берегам. Когда у греков ты бы мог найти мужчину только в колыбели – все мужчины, могущие носить оружие, были под стенами Трои, начиная с 12-летнего возраста.

Quell'altro che ne» fianchi è così poco,
Michele Scotto fu, che veramente
de le magiche frode seppe «l gioco. [117]

А следующий, этот худобокой,

Звался Микеле Скотто и большим
В волшебных плутнях почитался докой. [117]

Худобокий Микеле Скотто, большой дока в волшебных (magiche – магических = великих) плутнях. О ком ведёт речь Вергилий? Это маг (папа) Антонио Микеле Гислиери (Святой папа Пий V, 1566– 1572 годы понтификата). Он отличался худобой, что было редкостью среди понтификов [Рис. А. XX. 1].

Из академической статьи: